– Специалисток?
– Да. Сколько девиц, способных действовать в магии самостоятельно, у тебя есть? Скольких полноценных чародеев они смогут заменить?
– Я… Я не понимаю.
– Моя дорогая, понять меня несложно. Я собираюсь сделать всё, чтоб вашим девицам дали шанс. Вот-вот государство окажется в таком положении, когда ему не придётся выбирать. И если в тот момент ваши подопечные справятся со своей задачей, никого не будет волновать, какого они пола.
Глаза женщины округлились. Но эта растерянность длилась недолго. Следовало отдать должное – соображала она быстро. И это успокоило Рудену.
– Кризис? Значит, нас ждёт серьёзный кризис.
– Возможно.
– Н-но… Полагаю, как только он будет преодолён, женщин снова заменят на мужчин. В чём же будет тогда завоевание?
– Если ваши девицы справятся, кризис нетрудно будет затянуть. – Герцогиня задумалась. – Нет, дело не в том, чтоб его затянуть. Нет, конечно… Не во вред государству… Просто если выпустить джинна из бутылки, обратно его уже не затолкаешь… Это теория, моя дорогая. Я пока оперирую словами, и для тебя они не более чем слова. Понимаю. Но тебе, собственно, надо знать только одно… Вернее, давай остановимся вот на чём: твоя задача заключается только в том, чтоб подготовить для меня самых лучших специалисток, и столько, сколько сможешь. Задача девушек – показать себя настоящими профессионалками. Ты понимаешь? Показать себя так хорошо, как они только смогут. Обо всём остальном я позабочусь сама.
– Я вас очень хорошо понимаю, ваша светлость, – заговорила дама. У неё окаменело лицо – от напряжения. Она обдумывала ситуацию. – Я немедленно займусь поисками. Мне помогут… Но сколько у нас времени?
– Считай, что нисколько. Всё, что уже наработали или надеетесь, что наработали, придётся пускать в ход.
– Ваша светлость… Понимаете, я ведь… Я знаю нескольких женщин, которые практикуют на свой страх и риск, и у них, разумеется, есть ученицы. Найдутся, думаю, и другие женщины, которые занимаются магией настолько тайно, что даже от своих соратниц держат это в секрете, и вы понимаете, почему… Но сейчас я даже приблизительно не могу представить, скольких мы успеем найти, и на что они окажутся в состоянии. Я ведь не школой магов занимаюсь, я не ращу их сама! Всё это настолько зыбко и неясно…
– Знаю. И я не управляю империей. Так что мы с тобой в равном положении. Мы берём на себя обязательства, осуществить которые не можем, но мы должны. Ты понимаешь? Раз история знает женщин, которые делали невозможное, значит, и мы должны хотя бы попытаться. – Рудена посмотрела пронзительно. – Ну а кто это сделает, если не мы? Ты понимаешь, моя дорогая?
– Отлично понимаю. Я сделаю всё, что… Простите, ваша светлость, мне нужны хотя бы три дня. Через три дня я смогу ответить вам, сколько примерно специалисток у меня будет…
– Завтра. Я отправлю к тебе Валаду завтра. Подумай о том, что у меня задача намного более сложная, и мне некого упрашивать отодвинуть сроки. Поэтому сделай всё что сможешь и ещё сверх того. Так нужно, и в первую очередь не мне, а тебе и твоим сторонницам. Я не жду от тебя заверений или гарантий, но хотя бы приблизительно… Постарайся хотя бы приблизительно сориентировать меня в том, на что можно будет рассчитывать. Если в итоге специалисток окажется чуть меньше… Ну, мы с этим как-нибудь справимся. А если их окажется больше – так только лучше. Ты понимаешь.
– О да, я очень хорошо понимаю. Я полагаю, нам лучше всего общаться посредством…
– Валады, моя дорогая. А как Валада будет связываться с тобой, она сообщит. Завтра же. И я тебя очень прошу – аккуратнее. Одна-единственная ошибка с твоей стороны может привлечь ко мне внимание государственного секретаря или ещё кого-нибудь, а как следствие – его величества. Это закончится моим заключением, и тогда у дам-максимисток тоже не останется перспектив… По крайней мере, в обозримом будущем.
– Ваша светлость, я…
– Ты должна понимать, чем моё падение станет для тебя.
– Я понимаю.
– Хорошо. – Рудена откинулась на спинку кресла и пару мгновений пытливо рассматривала гостью. – Тогда вы свободны. – И, бдительно проводив её взглядом, подала Валаде жест.
Та всё поняла правильно и через некоторое время вернулась на террасу.
– Ушла?
– Да, я передала её с рук на руки вашей охране. Лалла всем любопытствующим объяснила, что это ваш новый косметолог.
– Я надеюсь, что ради конспирации не останусь без услуг косметолога?
– Ну что вы, ваша светлость… Конечно, нет. Подразумевается, что это будет второй косметолог. Если потребуется, найдём и третьего. Даме в вашем положении прилично иметь большой штат.
– Хорошо… Да, хорошо… Кстати – а как зовут эту женщину? Я ведь так и не спросила.
Валада, улыбнувшись, наклонилась к Рудене и назвала имя: Лукина. Но герцогиня, погрузившись в свои мысли, почти сразу его забыла.
Вечером того же дня пришло известие, что у Арамы начались преждевременные схватки. К утру стало ясно, что спасти ребёнка не удастся. Но в конечном итоге траур решили не объявлять, потому что мертворожденный младенец оказался девочкой.
IX
Хотя Севель держали в стороне от любых серьёзных новостей и всей городской жизни, она тем не менее краем уха ловила тревожащие разговоры. То Ваня привозил из школы слухи о начавшихся поблизости беспорядках, из-за которых занятий пока не будет, то служанки в соседней комнатушке начинали сплетничать, а младшая жена графа, остановившись за углом, внимательно слушала. В её присутствии они, конечно, так бы ни за что не разговорились.
Севель почти ничего не понимала, потому что речь шла о стычках между горожанами и городской охраной, но не было речи, что люди требуют от графа чего-нибудь, каких-нибудь уступок. Да, показывают недовольство, но такими вещами, которые существовали всегда, и с чего бы вдруг сейчас шуметь. Собственно, если чернь восставала, то обычно на всех углах выкрикивали требования повесить каких-то чиновников поимённо, или отменить дополнительный налог, или раздать хлеба, или что-нибудь ещё. И кричали, и с плакатами ходили, и на стенах писали… А здесь – что-то странное. «Долой несправедливость»? «Долой недостойных»? К чему это, почему это?
Единственное, что было понятно из лозунгов и выкриков: то, что на троне сидит недостойный. Императором должен быть другой представитель правящей семьи, тот, который установит справедливость, даст подданным нормальную жизнь и правильные законы. Тот, кто будет способен произвести на свет сына.
Манифестанты, оказывается, требовали от графа, чтоб он поддержал более достойного претендента на императорский престол. Может быть, того, у которого уже есть сын, может быть, того, кто имеет больше прав – тут Севель не разобралась. Для неё всё это звучало совершенно чудовищно: как это вообще можно – требовать, чтоб на троне сменился правитель, попахивает изменой, причём тягчайшей из возможных, как язык-то вообще повернулся! Она сперва даже не поверила в происходящее. То есть понятно, сумасшедших хватает, кто-нибудь вообще может потребовать, чтоб солнце светило по-другому и небо поменялось местами с землёй. Кто угодно может проорать что угодно, но никто ж в здравом уме такое не подхватит.
Хотя, по идее, обеспокоенность народа отсутствием наследника понять можно – это ведь страх перед будущим. Жизнь и так нелегка, полно народу, кто едва сводит концы с концами, есть и те, кто утонул в нищете по самую макушку (Севель сама ещё недавно была из таких) – а если станет ещё хуже, и к тому всё идёт? Что тогда? Что ждёт государство, если его величество скончается? У ныне правящего государя сына нет, только дочери. И это означало, что впереди гражданская война – его величеству для этого даже умирать не надо, достаточно ослабеть.
В конце концов, государь – пример для всех своих подданных. Если он не способен обеспечить династии мужского наследника, увы, это заставляет в нём усомниться.
Газеты молчали о сути требований, а о выступлениях в графстве упоминали скупо. Они эту информацию подавали как бы между делом, как что-то незначащее. Потом, правда, Севель заподозрила неладное, потому что пресса не говорила даже о том, что она сумела увидеть собственными глазами в окна особняка. Той многолюдной демонстрации словно бы и не было, но ведь она была! И слух о полномасштабном восстании против императора набирал силу. Даже слуги живо обсуждали то, что у двоюродного брата его величества недавно родился сын, а у графа Агер-Аванда, родственника императора по женской линии, было целых два. И сколько бы его ни подозревали в измене государству, последнего факта это не меняет.