– А откуда этот халат? – спросила она в какой-то момент, когда они пережилали очередной беспорядок на улице.
– Мам, неважно.
– Ваня… Ты его украл, что ли?
– Снял с верёвки. Мам, я потом верну. Ну правда…
Она вздохнула. Упрекать сына и воспитывать его в нынешних обстоятельствах было и в самом деле очень по-дурацки. Он ведь решил их общую проблему, ту, которая перед ними стоит сейчас. Остальные проблемы можно будет решить позже, тут он прав.
Женщина плохо запомнила остаток пути. Она лишь старалась бодрее перебирать ногами и только в конце пути, когда её уже усадили на скамью у здания вокзала, заметила, как тихо ведёт себя Славента. Он льнул к ней и выглядел растерянным, перепуганным чуть ли не до немоты. Она обеспокоенно прижала его к себе, и мальчик уткнулся ей в грудь, попробовал пристроить голову. Женщина осторожно пощупала ему лоб – малыш показался ей горячим, как печка.
Один из охранников подогнал машину, и у Севель уже не было ни малейшего желания интересоваться, откуда та взялась. Её уложили на заднее сидение, и Славента прижался к ней, слегка подрагивая – похоже, его знобило. Да и сама женщина ощущала себя настолько скверно, что её больше не беспокоила собственная судьба – только малыш и двое старших сыновей, которые, однако, выглядели бодрее.
Ехали недолго. В какой-то момент машина свернула к мотелю, и охранник, оглянувшись с водительского сидения, объяснил:
– Как я понял, дорога пока небезопасна. Остановимся здесь. Парень, помоги вывести мать.
– Но ей нужен врач!
– Слушай, я тут не из природной вредности придумываю препятствия, а выкручиваюсь как могу. Везти твою маму в самый центр беспорядков – идея хуже, чем оставить её без помощи врача.
– А вы сможете если что принять роды? – огрызнулся Ованес. – Я об этом ничего не знаю. Не читал.
– Ваня, пожалуйста…
– Помоги вывести мать, – в голосе мужчины зазвучал металл, и мальчик замолчал, подчинился.
Севель осторожно вынули из машины и отвели в номер, уложили на постель. Тело женщины с трудом повиновалось, и она, хоть и желала больше всего душа или ванны, послушно улеглась куда сказали, хоть и понимала, что потом уже в ближайшие часы не поднимется. Но, понимая, что со своим положением нужно определиться, выставила детей в коридор и осторожно осмотрела себя и бельё. Результат оказался неутешительным – кровь была, хоть и немного, и какая-то странная, блёклая.
– Ваня, зайди, пожалуйста, – тихо позвала она, укрывшись одеялом и убедившись, что ничего не видно. – Займись, пожалуйста, братьями. Я не смогу.
– Ну, что? Как ты вообще?
– Понимаешь…
– Да говори уже, мама!
Севель вздохнула.
– Есть кровь. Немного… Ваня, нет, подожди! Может, ничего и страшного.
– Кровь – и ничего страшного?! – Он, бледный, даже ногой топнул. – Ерунда! Лежи, мам. Сейчас попробуем кого-нибудь найти.
Женщина тут же пожалела, что сказала, но и сама понимала, что в своём полупризрачном состоянии сознания, при всей усталости и в таком глубоком смятении вполне могла выболтать и больше. Нагружать сына своими тяготами, конечно, неправильно, но ведь и как-то донести до спутников, что она чувствует себя плохо, было нужно. Прямо сказать охранникам, что с ней что-то не так? Разве она сможет? Стыдно, неловко… А сыну, вроде как, и можно намекнуть на проблемы с его будущим то ли братом, то ли сестрой. Ованес же в свою очередь может всё объяснить охранникам. И проблема решена.
Ситуация действительно начала налаживаться. Сперва в номер пришла девушка, работавшая в мотеле подсобной рабочей, и обтёрла постоялицу влажным полотенцем, расспросила о самочувствии, покормила и даже помогла с туалетом. Она же сказала, что младший мальчик лежит в жару, но за ним ухаживают и сейчас попробуют найти какое-нибудь подходящее лекарство, пусть женщина не волнуется. Эта смугленькая, измождённая и болезненно худая, но всё-таки очень подвижная работница с бойким живым взглядом рассматривала Севель с искренним любопытством. Однако вопросов не задавала.
Наверное, она догадывалась, кто перед ней и почему скрывается от внимания.
А уже ближе к ночи в номер Севель вошла очень немолодая дама в криво надетом плаще, с усталыми глазами. Она, едва шевеля губами от изнеможения, отрекомендовалась врачом и осмотрела постоялицу: очень медленно, зато придирчиво. Расспросила обо всех оттенках состояния, уточнила, как та чувствовала себя в предыдущие разы на аналогичном сроке, посмотрела бельё. И равнодушно пожала плечами.
– Вам бы успокоиться, мадам. Это не кровь. Это не кровотечение, насколько я вижу. Это у вас пробка отошла. Разве в прошлые разы было по-другому?.. По-другому? Ну что ж, бывает. Это ни о чём плохом не говорит. Конечно, может быть, что у вас что-то не так, но тут уж нужно смотреть на самочувствие. Ощущаете схватки?
– Ну, я…
– Давайте осмотрю. – Она натянула перчатки, повозилась немного и пошла их снимать в ванную. Долго там плескалась, но вернувшись, успокоила: – Нет, вы не рожаете. Думаю, дня три у вас есть, причин для беспокойства не вижу, но хорошо бы вам полежать. Если получится.
– Не уверена, что так.
– Ну понятно. Ситуация опасная, и тут придётся выбирать наименьший риск. Если бы вас можно было здесь спрятать, было б хорошо, но что-то мне сомнительно. Вы ведь понимаете, вы очень заметная женщина, ещё и благодаря вашим сыновьям. Может стать опаснее в любой момент.
Севель покраснела до корней волос, аж порадовалась, что в комнате темновато.
– Вам сказали о том, кто я?
– Сама догадалась. Не так уж много у нас в графстве матерей трёх сыновей. Да и там, – она кивнула на живот Севель, – тоже, судя по всему, мальчишка.
– Вы так думаете?
– Я много повидала женщин на сносях. Приняла за свою жизнь больше пятидесяти мальчиков. Думаю, что да.
Севель невольно вздохнула, подозревая, что эту приятную вещь ей говорят наверняка лишь потому, что хотят вознаграждение. Желание понятное и вполне законное, ведь сорвалась посреди ночи, пришла, позаботилась. А так-то откуда, в самом деле, врач может знать, что у случайной пациентки в чреве. Вряд ли она действительно обладает особым волшебным зрением.
– Вы понимаете, я сбежала из города в чём была, только детей и прихватила. У меня с собой совсем нет денег и ценностей тоже. Извините, мне вас никак и ничем не отблагодарить.
Женщина растянула губы в слабом, жалостном подобии улыбки: похоже, ей только одного на самом деле и хотелось – лечь и заснуть.
– А вы родите благополучно, и это будет лучшей наградой. Удачи вам, мамочка. – И ушла.
Ованес вскоре протиснулся в дверь, он нёс маленький подносик с дымящейся чашкой и тарелочкой с обрезками хлеба, печеньем, кусочками яблока.
– Мама, поешь. Врач сказала, с тобой всё в порядке.
– Да, почти. – Севель осторожно показала на поднос. – Ты лучше покорми Раду и Славу, если будет кушать. Я потерплю.
– Ну уж нет, – голос сына звякнул металлом. – Ешь. Радке дали булку, а Славка спит. Куда ему есть, он с температурой. Если что, я его напою чаем. А тебе нужно есть за двоих. Ешь и поспи хоть немножко. Если удастся, дальше поедем ранним утром.
– Утром? Но почему?
– Лучше добраться до безопасного места как можно скорее, – уклончиво ответил Ованес, и Севель забеспокоилась.
– Что тебе сказали? Что происходит?
– Да ничего, мам. Просто охране тоже не улыбается тебя по дороге потерять, а как всё будет развиваться, никто не знает. Хотят поскорее, но по самой безопасной дороге. И сейчас спорят, что будет безопаснее – шоссе или просёлки.
– Что за странный вопрос? – поразилась Севель. Даже привстала немного. – По просёлкам, конечно.
– Ох, не факт. Там запросто могут сейчас промышлять местные бандиты. Там проще перехватить машину. Сама подумай – какую машину легче остановить: ту, которая едет по широкому шоссе с большой скоростью или которая еле ползёт по грунтовке, по буеракам, и маневрировать особо негде?