– Я лучше присмотрю за мамой. Неужели у вас никого не найдётся, чтоб позаботиться о мелких?
– Ваня… – пробормотала Севель, пытаясь сказать ему, чтоб он шёл вместе с младшими и там присмотрел за ними. Но договорить на выдохе уже не смогла, и сын явно понял её неверно и уже через несколько мгновений оказался рядом, и с таким видом, словно собирался защищать её от всех окружающих, схватил её за руку.
– Мам, я здесь. Я никуда не уйду.
– Ладно, ладно, – бросил кто-то рядом. – Пусть остаётся. Уведите младших… Парень, раз ты тут, то и помоги переложить её ближе к краю.
– А моя лошадка может ведь испугаться, между прочим! Она криков не любит. И крови тоже. Я её всегда со двора увожу, когда режу поросёнка. Это вообще-то нехорошо – так пугать животную, она же потом два дня работать не сможет, только фыркать будет. Я вот помню как-то…
– Уберите этого идиота с его лошадью!
– Ну вот чего так-то…
– Живее! Палатки хватит?
– Растянем.
– Так тяните быстрее! Мэтр, горячая вода нужна?
– Пока обойдёмся. Лучше простыней побольше постелите. Секретарь где там? Уже вот-вот начнётся, времени вообще нет. Поторопите его там!.. Парень, лучше тебе отвернуться, а то потом на женщин даже смотреть не сможешь.
– Уж как-нибудь переживу. Тут я не помешаю?
– Не помешаешь. Дай ей за тебя держаться. Но готовься – обнаружишь, что женщины могут быть очень сильными. Вот эту простыню придержи…
Севель родила своего четвёртого сына прямо в телеге, на простынях, в спешке подстеленных поверх сена. Она рожала, глядя в испуганные глаза Ованеса, который, хоть и был бледен до зелени и не мог уже спрятать от матери своё смятение, свой ужас, всё равно старался успокоить её и позволял мять его запястья столько, сколько ей захочется. Потом она долго мучилась виной, что понаставила ему синяков, кричала ему прямо в лицо и, наверное, до смерти напугала. Но в тот самый момент чувствовала только облегчение, что хоть в чьём-то взгляде может черпнуть поддержки.
X
Бал был такой же, как всегда, и как всегда Рудена встречала огромное внимание окружающих к тому, во что она одета и как держится. Было скучно. Наряд для неё пошили и составили пятеро мастеров этого дела, и именно их мастерство судил высший свет, обсуждая, насколько герцогиня в этот раз дала волю своему великолепному или отвратительному вкусу. А ещё интересовало, разумеется, насколько она любезна своему супругу, его величеству. По складкам одеяния и подобранным украшениям, разумеется, можно было об этом судить! Слушая отзвуки этих суждений, Рудена даже не усмехалась. Надоело. Раньше она веселилась, а сейчас думала о том, какой же это пир во время чумы, в самом деле, и просто ждала, когда можно будет улизнуть.
За стенами дворца становилось всё беспокойнее, но аристократам словно бы не было до этого никакого дела. Тучи сгущались, и заметно, известия о беспорядках приходили из разных областей страны. Мало кто из сеньоров занимался этим серьёзно и сам, большинство либо в панике просило помощи государства, либо вообще делало вид, что это всё не их забота. Проблемой уже начал заниматься сам император, а значит, в ближайшие дни следовало ждать обострения.
А значит, Рудене пора было раскручивать собственный план, пока всем вокруг, и в первую очередь мужу, не до неё. Для начала следовало пообщаться со своим горе-родственником, причём так построить общение, чтоб он не сообразил, кто создал условия для беседы. А главное – что ей от него кое-что требуется. Потом бросить многозначительный взгляд на госсекретаря. Вон он какой нервный. Ему хватит маленького намёка, чтоб он забегал, как укушенная за хвост собака.
А ближе к концу бала можно надеяться, что одна из любовниц его величества наконец-то завладеет общим вниманием. Вероятно, это будет Сурийна, упивающаяся своей победой. Тогда герцогиня сразу станет не интересна, и её уход пропустят. И всё уже будет неважно.
Горе-родственник на контакт не торопился. Он фонтанировал восторгом из-за присутствия здесь привлекательных, популярных в свете женщин и влиятельных мужчин. Рудена краем глаза наблюдала, как он пытался завести беседу с министром внутренних дел, потом – со вторым заместителем премьера, потом ещё с кем-то. Все эти чиновные господа реагировали на потуги молодого аристократа с рассеянным недоумением – у них было слишком много дел, и на балы они ходили ради того, чтоб в подходящей обстановке вроде бы неформально пообщаться с нужными людьми. Претензии юного оболтуса на какие-то полезные знакомства никого тут не интересовали.
Рудена рассчитала правильно – в конце концов он, осознав, что ничего не получается, подвинулся поближе к родственнице-герцогине.
– Немрад спустится с нижний зал?
Женщина иронично покосилась на него.
– Как понимаю, ты ко мне пытаешься обращаться? Почему же тогда без должных приветствий? Хотя бы из вежливости.
– Ах да, как же я забыл, что ты всегда будешь ждать от меня знаков почтения! Вздохнуть без этого не можешь. Но, знаешь ли, ещё немного, и я уже не буду зависеть от твоих капризов.
– Ну да. Понимаю. Затем тебе и понадобился Немрад. Правда, я могу отозвать свою рекомендацию, и тогда не видать тебе поста в Совете как своих ушей, но это же мелочи, верно?
Слегка ошарашенный кузен уставился герцогине в декольте.
– Ты этого не сделаешь! Тебе нужно, чтоб я поднялся.
– Если ты не будешь от меня зависеть, то зачем тогда? Или одно, или другое.
– Я догадываюсь, на что ты намекаешь. Это поразительное чванство, которое ты упрямо демонстрируешь – чисто ведь женское свойство! Женщины только и могут, что требовать себе почёта, внимания, а работу выполнять должен кто-то другой.
– Так выполняй, – равнодушно ответила она. – Зачем тебе нужна я?
– С тех пор, как ты забрала себе все связи?! Как я могу это сделать?
– Значит, хотя бы что-то у меня есть. Хочешь справиться без меня, попробуй сам построить связи. Не получилось? Значит, договаривайся со мной.
– Тебе больше некого будет предложить Совету, если я откажусь!
– Ты сильно ошибаешься, – прошептала она, но кузен услышал.
Он начал многословно и косноязычно доказывать, что необходим ей, а потом уговаривать. Она делала вид, что сомневается, и в результате услышала от него то, что хотела – с кем именно из окружения главы Совета он уже почти сговорился, и кто приглашает его к себе, хоть и с намёком, что от её кузена будут ждать и обещание поддержки от герцогини. И кузена это бесило до того, что он терял голову и хамил властной кузине напропалую.
Она как бы нехотя подтвердила, что подпишет рекомендацию, после чего отделалась от кузена и рассеянно улыбнулась Немраду, который наконец-то покинул вельможные выси на балконе и спустился в танцевальный зал. Секретарь разумно не подошёл сам, а отправил одного из своих людей. Рудена негромко назвала ему всех тех, на кого её кузен так яро рассчитывает и кто в свою очередь рассчитывает на саму герцогиню. Это были люди, с помощью имён которых можно было раздуть из крохотного костерка мощный пожар.
Сам факт того, что чародеям стала вдруг нужна поддержка азиттийской правительницы, которая в игры магов никогда не лезла, мог намекать на какую-то очень сложную и далеко идущую интригу. И герцогиня постаралась подать его как надо. В принципе, Немрад мог попытаться её раскусить, но пока ему, похоже, ничего дурного в голову не приходило. В его взгляде читалось напряжение. Наверное, он думал о том, что даже если чародеи из Академии придерживали помощь супруги императора на всякий случай, такое всё равно затевают только тогда, когда держат в голове этот самый «всякий случай». Что Рудене и требовалось. Ей нужно было, чтоб Совет чародеев окружило кольцо подозрительности в самых высоких сферах.
Рудена уже начинала чувствовать, что у неё всё получится – она знала, что страх и жажда победы делает с людьми поистине чудовищные вещи. И то и другое ослепляет не хуже страсти, они становятся уязвимы. Немрад такой же, как все. Он сейчас погонится за дичью и, возможно, откроет перед Руденой новые возможности.