– Нет, просто… Я лишь боюсь, что будет, если у меня не получится.
– Не получится?
– Что если девочка?
– Ах! – Герцогиня заулыбалась. Она уже завладела обеими руками Севель, а та и не заметила, и это прикосновение было успокаивающим. – Милая моя, вам совсем не нужно беспокоиться. От вас ровным счётом ничего не потребуется сверх того, что нужно от доброй спутницы, а позже жены. Никто не будет грозить вам за рождение ребёнка не того пола.
– Но ведь вы сами сказали, что государь хочет… Он хочет…
– Да, конечно. Ему нужен сын. Но намного важнее ему сейчас выиграть время, и он хорошо понимает, что женщина не может сделать больше, чем ей дано судьбой. У любимой супруги его величества госпожи Аддешур три дочери, и к ней он никогда не имел претензий.
– Она – высокородная дама.
– Но её милость Оливена – нет. А к ней супруг тоже лоялен. И к вам будет, потому что так он привык. Не надо бояться. Севель, вы в любом случае будете благополучны и обеспечены.
– Да, я… Господин граф обещал обеспечить меня деньгами за рождение сына.
– И сколько он вам обещал? – вдруг заинтересовалась Рудена.
– Миллион.
– Та-ак… И пока он его вам не выплатил?
– Пока нет. Но ведь сумма большая…
– Да. И я смотрю, он тот ещё жук. Сумма большая, хоть и вполне подъёмная для главы графства, но, и её он придумал как сэкономить… Да бог с ним. Неважно. Свои деньги вы получите и своё уверенное положение – тоже. Я позабочусь о вас.
– Вы – старшая жена? – робко уточнила Севель, вспоминая Анику.
Та уже полгода приезжала к ней минимум раз в месяц. Она возилась со Славентой, общалась с Радовитом и пыталась ненавязчиво помириться с их матерью, а если получится, то и Нумерия с ней помирить. Как-нибудь потихоньку, заочно. Аника объясняла, что самолюбие давит на него, не даёт возобновить общение с «предательницей», как он считает, но на самом деле Нумерий хотел бы. Действительно хотел бы.
Севель уже хватало жизненного опыта понять, что происходит. После рождения Держена всему семейству Гилов стало понятно, что с его матерью нужно мириться – и потому, что она, если окажется злопамятной, может напакостить, и потому, что дружба с матерью графского наследника уж всяко будет полезна любому. И Нумерий, конечно, поручил Анике всё устроить.
Его можно было понять – не самое приятное дело идти на поклон к бывшей жене, к которой испытываешь такую обиду. Севель понимала. Но и сама она к собственному изумлению обнаружила в себе обиду и даже некоторое злорадство. Она не могла простить Нумерию те горькие часы, когда она заливалась слезами, чувствуя себя редкостной дрянью. Теперь она себя уже таковой не считала. Она начала понимать, что и Радовит со Славентой – значительный подарок мужчине, который её спас, и их родство с графским отпрыском и наследником – огромное подспорье в грядущей жизни. Братьям будущего графа обеспечена приличная карьера. Нумерий мог бы понять это и отнестись снисходительно к её собственному положению – хотя бы заботясь о собственных сыновьях.
И её терзала дилемма – с одной стороны, ей по-бабьи хотелось… как бы это сказать… проучить Нумерия. Не пакостить ему, конечно, но заставить немного поволноваться. Пусть понервничает и не думает, будто у него есть какие-то преимущества, которые ему даёт родство его сыновей с наследником графа. С другой стороны, к Анике Севель не имела ровным счётом никаких претензий. Наоборот. Эта женщина вызывала у неё огромное уважение. Так заботиться об интересах большой семьи и всегда сохранять человечность могла далеко не каждая женщина.
Поэтому Анику она любезно принимала, с удовольствием угощала, обсуждала с ней детей, блюда, наряды, здоровье и обстановку в графстве, а от бесед о Нумерии и отношении к нему старательно уворачивалась. Понимала, что до бесконечности так не получится, но усердствовала как могла. И получалось лишь потому, что Аника действительно боялась обрушить хрупкий, как ей казалось, с трудом завоёванный мир. Севель тоже предпочитала пока балансировать на грани неопределённости. Ей сейчас не хотелось ничего решать.
– Старшая? – уточнила герцогиня. – В каком смысле? Первой супругой императора была Рустелла Эннегатт, она скончалась шесть лет назад… А, вы о положении в семье. Нет. Среди нас нет официальной старшей жены, просто сейчас я выполняю поручение. В любом случае, вам не следует волноваться. Конечно, вы чувствуете себя оскорблённой, обиженной, использованной. Вами распорядились, не поинтересовавшись вашей волей…
– Нет, что вы! – заспешила Севель, испугавшись, что навлечёт на себя и детей какие-нибудь проблемы, показав недостаточно радости, что вообще способна хоть в чём-то быть полезной такому важному лицу, как герцогиня Азиттии. – Я давно привыкла!
Рудена ответила ей очень странным взглядом.
– Ничего страшного. Я думаю, мы сможем… очень хорошо вас устроить. И вы ни о чём не беспокойтесь – я возьму вас под своё покровительство… Здесь кто-нибудь может подтвердить, что граф не ночевал с вами последнее время?
– Да, думаю, все, от помощника дворецкого до лакеев.
– Но всё это люди графа. У вас нет собственной обученной горничной? Я вам оставлю. Это Лалла, она побудет с вами какое-то время… Лалла, это всего на два-три дня.
– Конечно, госпожа, – поклонилась статная красивая женщина в строгом форменном платье. Но при этом одарила Севель взглядом очень суровым. Та сразу почувствовала себя словно бы снова в приюте на уроке, но мысленно смирилась и с этим. Ведь всего на два-три дня…
До неё много позже, уже после ухода гостьи, истерики Держена из-за непривычного супа и капризов Славенты, у которого разболелся живот, дошло, что именно случилось. У графа её забирает император… Что?! Император? Государь? Правитель всего их государства? Севель облилась потом. Да что ж это такое… Как, когда ей дадут пожить спокойно? А если она не родит сына, ограничатся только её казнью или расправятся и с её сыновьями?
Севель представила себе эшафот, уйму разодетых и очень серьёзных мужчин и помощника судьи в длинной мантии, важно оглашающего: «Эта женщина приговаривается к смерти за то, что не родила ребёнка нужной конфигурации и к обозначенному времени». Представила – и заржала. Интересно, по какой категории будет проходить дело – оскорбление величества или нарушение сроков исполнения договора? Севель хохотала до слёз и понимала, что это уже перебор. Ну правда, вряд ли её казнят за нерождение ребёнка. Самое большее, наверное – выгонят. Расстроится ли она? Вряд ли. А значит что? Правильно: надо успокоиться.
Лалла подала Севель стакан воды и тем напомнила о себе.
– Ой, простите, – смутилась жена графа, напрочь забывшая, что она тут не одна.
– Вы хорошо себя чувствуете? – осторожно уточнила горничная. – Может, составить вам успокаивающее питьё?
– Нет, это не истерика… Кажется.
– Давайте я разотру вам плечи.
– Нет, ни к чему… – Но Лалла уже взялась за неё, и очень скоро Севель убедилась, что намного приятнее будет не возражать. Массаж был невероятно приятен и действительно расслаблял. – Вы же личная горничная её светлости?
– Да, мэм.
– Как странно, что госпожа герцогиня оставила вас у меня.
– Для вашей безопасности, мэм.
– Но как же она без вас?
– У её светлости есть другие служанки, а его величеству нужны хорошие гарантии.
– Но если сам граф согласился меня уступить, он наверняка не станет… создавать государю проблем.
Лалла скользнула по Севель довольно безразличным взглядом.
– Представители знати иной раз могут затеять что-нибудь совершенно алогичное на первый взгляд. В своих интересах, с далеко идущими планами. Я здесь, чтоб подтвердить, что ничего подобного не происходило.
Она прожила в усадьбе графа три дня и это время почти не отходила от «мэм». Через три дня за Севель прибыла целая рота гвардии во главе с пожилым гвардейским капитаном, а также три аристократки из официальной свиты герцогини Азиттийской и десяток прислужниц. Они забрали женщину вместе с детьми, всем скарбом и даже личной прислугой Держена – тремя няньками, их помощницами и двумя телохранителями.