Севель отвезли в монастырь Матери Божией близ столицы и там в полном комфорте продержали две недели, причём этого ей даже показалось мало. Монахини окружили её и детей трогательной заботой и огромным вниманием, малышей же просто не спускали с рук и беспрестанно забавляли. Только по Ованесу мать скучала – он оставался в школе, приезжать на выходные было бы слишком далеко и неудобно. Спустя две недели в монастырь прибыла целая депутация врачей, сопровождаемых двумя чиновниками и тремя придворными аристократами – они обследовали Севель и подписали огромный документ, который фиксировал, что женщина не беременна и почти совершенно здорова.
Лишь после этого женщине предложили собирать вещи и готовиться к переезду в императорский дворец.
Рудена встречала Севель там. Она приветствовала её не просто радостной – искренней улыбкой.
– Я очень рада снова вас видеть. Идёмте, я покажу, где вас устроили. Лалла подобрала для вас горничную и двух служанок, они ждут вас в покоях. Как вы себя чувствуете?
– Замечательно, – растерялась Севель.
– Хорошо. Как к вам относились монахини? Надеюсь, они не позволили себе лишнего?
– Нет, конечно! Они были очень милы.
– Что ж… Я рада. Его величество хотел встретить вас самолично, но у него не сложилось. Идёмте. Государь примет вас чуть позже.
Полуоглушённая, Севель безвольно последовала за герцогиней, едва успевая крутить головой. Ей было интересно полюбоваться дворцом, но не получилось, потому что вокруг было очень много людей. Просто удивительно, сколько их было вокруг, и все с интересом разглядывали Севель и её сыновей, будто каких-то звёзд сцены и экрана, у которых и автограф попросить не грех. Женщина испуганно прижимала к себе Держена, а тот, недовольный таким вниманием, вырывался и капризничал. Славента, обеспокоенный общим вниманием и взглядами, цеплялся за мать – может быть, у него в памяти всплыло бегство годовой давности. Может быть, он боялся ещё чего-то. Мальчик после бегства из графской столицы стал молчаливым. Иногда, забываясь, начинал шуметь и беситься, как все дети – а потом вдруг вспоминал что-то и притихал, замыкался в себе. И у Севель не получалось его разговорить.
К счастью, людей вокруг скоро стало меньше, а потом наконец-то добрались до покоев, выделенных бывшей жене графа – по дворцовым меркам скромных, а на вкус Севель слишком вычурных, из-за того неудобных. Держен тут же бросился топтать пушистый ковёр, а Славента тихонько уселся в глубокое кресло и затих, поблёскивая глазёнками. Радовит зато отправился проверять, годится ли кровать, чтоб на ней прыгать.
Рудена со снисходительной улыбкой смотрела на весь этот детский сад.
– Надеюсь, вам здесь понравится. Я познакомлю вас с вашей новой горничной, а ещё с моей помощницей Валадой – можете обращаться к ней с любым посланием ко мне, если потребуется. Вас подготовят к встрече с его величеством. Думаю, вы познакомитесь послезавтра. Может быть, через два дня, когда он вернётся в столицу. Как вы себя чувствуете? Как себя чувствует виконт? – Она нагнулась к Держену, и тот с любопытством попытался поймать её локоны. – Ох, какой ты бойкий!
– Простите, – испугалась было Севель, но герцогиня была благодушна.
– Ничего страшного. Виконт, я смотрю, очень бодр. Это прекрасно. Отец им доволен?
– Я надеюсь, да.
– Ещё бы он был недоволен. После рождения наследника граф получил заметную поддержку в Совете и заверения от своих вассалов. Сейчас попытки продолжать протесты в графстве всё больше и больше буксуют. Граф даже получил возможность перевести армию на границу с Агер-Авандом, где она объективно необходима. Теперь с местными проблемами вполне справляются отряды полиции. Вы об этом слышали?
Севель, не поднимая глаз, помотала головой. Ей опять вспомнился страх, который подгонял её тогда бежать, бежать и ещё бежать, пока её держали ноги.
– Я ведь совсем не разбираюсь в этих вопросах.
– Ну и ладно. Вам и не нужно, раз не хотите. – Рудена смотрела сочувственно. – Осваивайтесь здесь. Вам понравится во дворце. Здесь всем нравится.
Она пригласила Севель на совместный ужин, и горничная готовила испуганную женщину к нему, словно к настоящему великосветскому приёму. Однако за столом дамы оказались вдвоём – если не считать прислуги. Разговаривали о всякой ерунде, но постепенно герцогиня умудрилась вытянуть из собеседницы все подробности её биографии, даже такие, о которых Севель вначале не хотела говорить. Знатная госпожа и к не особо аппетитным подробностям отнеслась спокойно, словно к самому обычному делу. И её общение с Севель было таким естественным и успокаивающим, что гостья совершенно расслабилась.
Теперь встречу с императором она ждала уже бестревожно. Да и в самой встрече не оказалось ничего особенного – просто её в какой-то момент старательно приодели и вывели к парадной дворцовой лестнице. Там в толпе придворных Севель сама ни за что не разглядела бы правителя, но её к нему подвели и тем спасли от неловкой сцены. Она же его даже и не разглядела толком, потому что смотрела на его сапоги. Сапоги были на удивление грязные.
Она ожидала услышать в его голосе разочарование, но император был любезен и спокоен. Он поприветствовал Севель по имени, осведомился, хорошо ли её устроили и не нуждается ли она в чём-нибудь, пообещал, что скоро они снова встретятся – и этим всё ограничилось. Дальнейшее не обещало ей ничего устрашающего. Лишь на следующий вечер её привели в покои правителя, но оказалось – не на постель, а к столу: приватно поужинать.
Крохотная гостиная, где был накрыт стол, была прелестна, как игрушечный кукольный домик, который настолько дорог, что девочке не дают им играть – только любоваться. Севель даже не знала, почему у неё появилось подобное впечатление. Она украдкой разглядывала узкий изящный камин, в котором горели сложенные пирамидкой полешки, канделябры с бесполезными, но горящими свечами, изысканную мебель и портьеры, уложенные мягко переливчатыми складками, цветы в вазах и живую зелень вьющихся растений в горшках, и гадала, оформлен ли интерьер по вкусу хозяина покоев, или тут всё сделано по этикету, потому что положено, и мужчине приходится мириться со всей этой художественностью. Но даже думала осторожно – вдруг он услышит её мысли и обидится.
Император молча поедал первую перемену. Севель же, более или менее разглядев всё вокруг, теперь смотрела в тарелку и раздумывала, что на ней может быть такое. Вот это, конечно, виноград, а это, похоже, персик. Нарезанный и очищенный от шкурки. Интересно, зачем. А это ветчина. И ещё какое-то мясо. Рис… Или нет, не рис. Или всё-таки рис. Орешки. А это ещё какой-то фрукт, но какой, она уже не понимала. И мелко нарезанный салат сбоку лежит…
– Ты меня боишься или испытываешь неприязнь? – спросил император.
Севель вздрогнула.
– Нет, что вы… – хрипло запротестовала она.
– То есть, боишься. А почему?
– Я не… То есть… Ну, вы же император.
– Ну да. – Мужчина коснулся губ салфеткой. – В принципе, ты, конечно, права, власть оставляет след в натуре человека. Ничего не поделаешь. А тебя вообще могло бы что-нибудь успокоить?
– Я… Не знаю, – вздохнув, признала Севель.
– Да, заверения здесь вряд ли помогут. Я, конечно, не имею привычки делать что-то плохое своим жёнам, даже если мы поссоримся. – Император снова промокнул губы. Слуга заменил перед ним тарелку. – Но жизнь непредсказуема. Вдруг ты кинешься интриговать во все тяжкие. И я увижу в твоих поступках угрозу для государства. Или сам слегка свихнусь на почве подозрений. – Севель, совершенно не ожидавшая ни такой прямоты, ни такой простецкой лексики, беспомощно заморгала. И лишь несколькими мгновениями спустя осознала, что впервые смотрит правителю прямо в глаза. Он вдруг улыбнулся: – Ты можешь быть уверена, что если будешь заниматься семьёй и не попытаешься войти в политику или навредить кому-нибудь из других моих домочадцев или приближённых, у меня не возникнет к тебе никаких претензий.