– Нет, – Севель растерянно помотала головой. – Госпожа герцогиня говорит со мной только о детях или прислужницах. Ещё один раз приглашала на обед и рассказывала о платьях. Я очень внимательно слушала – столько интересного…
– Да, Рудена в этом знает толк, – с удовольствием подтвердил правитель. – Вот как… Интересно, откуда у неё эта идея. Она-то ведь не трудилась на заводе и не росла в приюте… Значит, говоришь, в приютах очень плохо обращаются с девочками? Надо будет заняться, провести проверки, аудит.
– Да там умеют делать показуху.
– Ну, и мои люди умеют вскрывать правду.
– А если даже вскроют – что можно сделать-то? – тихо спросила она. – Ведь средств всё поменять у государства нет. Иначе бы, думаю, уже всё бы поменялось. Так какой смысл проверять? Да было бы дешевле помогать женщинам с дочками, чтоб они могли выжить. Разве не так?
Кридан посмотрел на Севель слегка ошеломлённо и замолчал на несколько мгновений.
– Мда, – промычал он наконец. – Надо об этом подумать.
И ушёл, озадаченный.
Он приходил ужинать «по-простому» каждую неделю, не пропуская, примерно в одно время. Войдя к младшей жене, сразу прогонял всю прислугу, снимал китель, садился к столу и поедал всё, что готовила Севель, с огромным аппетитом. Дети быстро привыкли к новому порядку и уже совершенно не смущались императора. Порядок немножко изменился, когда живот Севель стал уже откровенно лезть ей на нос – правитель настоял, чтоб на стол подавали служанки и с детьми тоже возились они.
Кридану нравилась эта игра в семью, а Севель она успокаивала. Поужинав все вместе, они отправляли насытившихся детишек с няньками играть или готовиться ко сну и вместе пили чай. Разговаривал о разном – император расспрашивал про её жизнь и кое-что, очень скудно, рассказывал о собственном детстве. Когда за семейным ужином оказывался Ованес, его тоже оставляли почаёвничать, и здесь уже государь с интересом слушал об учёбе в школе Восхождения. Юноша, не слишком-то откровенничавший с матерью, его величеству рассказывал о своей школьной жизни довольно подробно, и о жизни в общежитии – тоже.
Женщина была неприятно удивлена, узнав, что к её старшему мальчику в школе относились не очень хорошо. Преподаватели были в большинстве своём корректны и справедливы, а вот однокурсники и ребята постарше не упускали возможность посмеяться над ним или просто походя поиздеваться. Матери он никогда об этом не рассказывал, не отвечал, понимая, что один скандал – и его запросто могут вышвырнуть из школы, так что, стискивая зубы, терпел, учился.
Теперь он вспоминал об этом с улыбкой и рассказывал не без юмора. Оказывается, как только его мать увезли ко двору, задевать Ованеса сразу прекратили, а когда он получил титул, уже смог наслаждаться возможностью высокомерно игнорировать прежних обидчиков. Может быть, он не упускал возможности иной раз сыграть на их нервах, но не упомянул об этом. Вечером Севель даже немного поплакала – и от обиды, что её сыну тоже пришлось нелегко, и от облегчения, что его унижения позади.
Именно Ованес оказался с ней рядом, когда начались схватки, он же, заметив, как мать перекособочилась, схватившись за живот, принялся распоряжаться, да так уверенно, что прислужницы и придворные дамы сразу забегали, даже не уточняя ничего у Севель. Сын подставил матери руки.
– Обопрись. Сейчас все придут. Потерпи.
– Это же может быть ложная тревога, – выдохнула женщина, пытаясь разогнуться.
– Как в прошлый раз. Помню-помню… Держись, сейчас всё будет. Вот, присядь пока тут.
– Мне… не стоит.
– Да, верно. Тогда приляг.
Ованес грозно взглянул на охрану Севель, и все вместе они аккуратно уложили её на скамейку. Через цветник уже бежал доктор, за ним – четверо рослых слуг с носилками. Этими носилками они сшибали нежные головки цветов, что сейчас ровным счётом никого не волновало.
Жену правителя очень быстро уложили на носилки, бегом доставили куда положено, и уж на этот раз ей обеспечили самый лучший уход, какой только можно себе представить. На огромной удобной кровати в один момент развернули свежайшие простыни, затенили окна, разложили на столиках инструменты. На всякий случай привезли всю аппаратуру, которая могла пригодиться, если вдруг потребуется хирургическое вмешательство – словом, врачи были готовы к любому исходу. Опытная акушерка, раздевавшая роженицу, увещевала её так ласково, уютно и заботливо, что полегчало не только на душе, но и в теле. К Севель даже заранее приставили служанку, которой в лицо можно было орать любые нехорошие слова и мять её за пальцы сколько угодно.
А вот сына тут же выгнали за порог. Вместо него привели целый сонм знатных дам в длинных белых халатах поверх платьев и пятерых мужчин, которых усадили за ширмой вполголоса о чём-то переговариваться и не мешать персоналу в их хлопотах вокруг роженицы. Той пояснили, что раз ожидается появление на свет представителя императорской семьи, рядом обязательно должны находиться высокопоставленные господа, чтоб проследить, всё ли было сделано правильно, и не подменил ли кто ребёнка. Уж придётся потерпеть. Женщина лишь покивала.
Пятый сын Севель не заставил уважаемых господ долго ждать. Он появился на свет довольно быстро – крохотный, мокрый, измазанный мальчишка, очень недовольный всем происходящим и оттого особенно крикливый. Его положили матери на живот и оставили в объятиях Севель, пока в покои, превращённые в родильную палату, не прибежал император, сопровождаемый десятью самыми родовитыми аристократами – ещё более важными, чем те, которые дежурили рядом во время рождения. Только тогда младенца забрали у матери и дали ей немного отдохнуть.
Кридан вернулся с младенцем на руках меньше, чем через час. Малыш, удобно упакованный в одеялко, крепко и сладко спал. Император подал сына дремлющей Севель, помог уложить так, чтоб удобно было обоим, осторожно погладил сперва младенца по фланелевой шапочке, а потом и жену – по щеке.
– Принц, конечно, не в восторге от такого к себе внимания. Но что поделаешь. Зато все формальности соблюдены, все документы подписаны. Там празднуют, но, надеюсь, тебя не побеспокоят.
– Я слышу только фейерверки, – сонно ответила Севель.
– Да, конечно, фейерверки тоже запускают. Народ радуется. Завтра смогут почествовать и тебя, если сумеешь подняться. А пока отдыхай. Но прежде позволь тебе представить. Это полковник Эрехта, он будет возглавлять службу безопасности принца. К нему следует прислушиваться во всём, особенно в вопросах защиты. А это Хасиотеф, врач. Он постоянно будет при маленьком Кридане. Да, я назвал малыша Криданом Эвмелом. А это – его кормилица. Если не понравится, подберём другую. Но пока принц, кажется, не возражает против неё.
– Я поняла, – пробормотала Севель, вяло глядя на кругленькую, как яблочко, уютную и милую девушку в белой закрытой одежде. Девушка смотрела на роженицу с почтением. – Ты можешь забрать малыша.
– Благодарю, госпожа, – пробормотала та, подхватывая кулёк. – Я позабочусь о нём.
Кридан присел на край постели, поправил Севель край одеяла, как маленькому ребёнку.
– Ты знаешь, я счастлив. Сегодня я счастлив. И уж поверь, постараюсь ответить тебе должным образом. Тебя я тоже сделаю счастливой.
– Я постараюсь.
– Девочка моя, – снова ласковый жест, ласковое прикосновение. – Ты очень меня порадовала. Спасибо тебе… О чём ты сейчас думаешь?
« О том, что никто из моих детей никогда не будет расти в приюте, как я», – подумала Севель. Она уже почти дремала, и в сознании всплывали картинки, которые ей подсовывал сон: ей снилась свадьба Агны с Ованесом, выпускной Радовита, почему-то присяга Держена, всё ещё маленького, но очень деловитого. Ещё она увидела, как вместе с Криданом-старшим гуляет по парку и потом садится в лодочку, чтоб прокатиться по пруду… Может, когда и случится. Он ведь обещал, что будет уделять ей внимание… Ах да, нужно же что-нибудь ответить.
И пробормотала, совершенно засыпая:
– Просто о жизни.