Лева, похоже, действовал с точностью автомата. Он, наверное, достал жетон из кармана еще при посадке самолета и так и шел, зажав жетон в кармане, чтобы теперь не терять времени.
Он принялся набирать номер.
— Пора, — прохрипел мне на ухо Геннадий и даже чуть подтолкнул вперед. — Пошли, пока он еще ничего не сообразил.
— А что я ему скажу? — сипло, поперхнувшись, спросил я, ощущая, как мои ставшие ватными ноги, несут меня к Леве.
— Посмотрим, — ответил Геннадий. — По обстановке.
Я заметил, что лицо его было такое бледное, что даже казалось синюшным. Интересно, а какое было лицо у меня в ту минуту?
Я приблизился к Леве, набиравшему номер, и положил ему руку на плечо.
— Привет, Лева, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
Он резко обернулся, и на лице его отразился такой ужас, что я сразу окончательно понял — Хельга не соврала, и мы обратились «по адресу»…
— Тысячу лет мы с тобой не виделись, — выдавил я из себя.
— Да, — ответил Лева, пораженный неожиданной встречей.
Он повесил трубку и повернулся ко мне всем корпусом.
Он сделал над собой усилие и принужденно улыбнулся. Он заставил себя поверить в то, что наша встреча сейчас — простая случайность. Мы поговорим по-товарищески пять минут, а потом расстанемся.
Он поверил в это. Это придало ему сил, и он улыбнулся еще шире.
— Здорово, старик, — сказал он. — Какая встреча… Как живешь-можешь?
— Живу хорошо, — ответил я. — Могу плохо.
Лева хихикнул:
— А что — плохо выходит?
— Да нет, — сказал я. — Выходит хорошо. Входит плохо.
Мы засмеялись, это была старая институтская шутка, ее все знали тогда…
Смех был разрядкой. Лева понял, что все в порядке и мы сейчас еще чуть-чуть похлопаем друг друга по плечу, и я «отвалю», и он сможет спокойно звонить.
— Встречаешь кого-нибудь? — спросил он.
А почему бы и нет? Это вполне светский разговор при встрече на вокзале или в аэропорту…
— Встречаю, — почти радостно кивнул я. В этот момент Геннадий обошел Леву сзади и протиснулся между ним и телефонным автоматом.
— Кого? — поинтересовался радушно Лева.
— Тебя, — вдруг произнес позади него Геннадий.
Он сказал это громко, почти выкрикнул в ухо. Лева резко оглянулся и столкнулся с почти прильнувшим к нему сзади Геннадием.
— Тебя и встречаем, — повторил Геннадий со значением в голосе и добавил угрожающе: — Уже встретили, как видишь.
Кругом нас сновали люди, все громко разговаривали. Шум аэровокзала скрадывал наш разговор от окружающих. Да и вообще — кому мы нужны? Три дядьки стоят и беседуют…
— Что это значит? — спросил Лева, и я уловил явственные истерические нотки в его голосе.
Он повернулся ко мне и задал мне этот вопрос.
— Значит так, — произнес Геннадий спокойно, уверенным голосом. — Сейчас ты пойдешь с нами, и мы сядем в машину. И будешь вести себя тихо-тихо… А если дернешься, то пожалеешь.
Я к тому моменту уже перестал улыбаться, и Лева, взглянув в мои глаза, вероятно понял, что с ним не шутят и что дело обернулось серьезно.
— Я позову милицию, — сказал он, не двигаясь с места и как бы окидывая зал в поисках постового.
— Позови, — ответил я. — Вот прямо сейчас и позови. Давай, начинай.
Ко мне внезапно пришло спокойствие. Я увидел перекошенное страхом лицо Левы и понял, что он боится гораздо больше, чем мы.
Что, в общем-то, и естественно. Все-таки он настоящий преступник, и как ни трудно это доказать, а все же возможно. И он не знал, кто мы такие. То, что мы учились с ним в институте много лет назад, ни о чем не говорит. Мало ли что стало с нами за эти годы?
Лева вообще стал иностранным гражданином, например… Почему бы и мне не стать кем-то? Следователем, например.
— Позови, позови милицию, — сказал позади Левы Геннадий. — Под расстрел захотел?
— За что? — простонал Лева, уже не оборачиваясь.
Геннадий мягко улыбнулся и ласково сказал Леве в самое ухо:
— Ты знаешь, за что.
Но Лева не хотел сдаваться. Ему было слишком страшно. Все случилось так странно и неожиданно…
— Я требую объяснить, — неуверенным голосом сказал он.
— Ах ты, блядь, — строго ответил Геннадий, меняя тон. — Ты еще требуешь чего-то! А ну иди в машину и не трепыхайся, а то хуже будет.
Наверное, с Левой уже давно так не разговаривали, он отвык… Медленно он двинулся вперед. Я шел слева от него, а Геннадий — справа. Для верности мы даже держали Леву под руки. Подавленный, трясущийся от страха и неуверенности, он шел с нами к машине.