Она обхватила изящными длинными пальцами телефонную трубку, машинально сканируя рабочий стол в поисках своей рабочей тетради.
- Ярославская слушает.
- Анжела Артуровна, это Дмитрий Ильич, - лечащий врач её мужа замялся на том конце трубки, и профессор облегчённо выдохнула, догадавшись, какую новость он хотел ей сообщить.
- Когда? – без лишних расспросов, без деланно-сентиментальных охов и вздохов. Конкретный вопрос, на который она ждала ответа, разглядывая свои аккуратно стриженые короткие ногти и думая о том, что придётся, как минимум, пару недель теперь обходиться без покрытия, соблюдая траур. Жаль. Она никогда не красилась, будучи обладательницей достаточно яркой внешности и позволяя себе баловаться самыми разными оттенками лаков из-за катастрофической нехватки времени на что-то большее.
- Сорок минут назад, - доктор деликатно закашлялся и, прежде чем он глубоко вдохнул, чтобы начать свою традиционную речь, которую, наверняка, придумал лет тридцать назад ещё на восходе своей профессии и с тех пор менял в ней только имена и даты, профессор сухо попрощалась с ним, пообещав отправить кого-нибудь за телом мужа, который уже несколько месяцев лежал в онкологическом отделении центральной областной больницы.
Положила трубку и, возвращаясь к подопытным, на ходу записала: «позвонить змее». Пусть свекровь сама занимается похоронами сына. Ярославская заплатит, и это самое большее, на что могла рассчитывать старая карга, и что могла сделать Анжела Артуровна для этого недомужчины, которому отдала слишком много и даже родила дочь.
Не успела подойти к двери, как снова раздался звонок, и Юлия, та самая лаборантка, вскочила с места, но тут же остановилась, словно вкопанная, увидев, как профессор, невозмутимо направляется к телефону.
Она уже знала, кто мог позвонить. Доктор, наверняка, не ограничился звонком только ей. Более того, Анжела Артуровна была уверена – дочери и матери мужа позвонили раньше. Сказать, что это её волновало? Ничуть. Так даже было удобнее – разобраться со всеми этими глупостями, чтобы, наконец, вернуться к работе. Сегодня нужно было абортировать сразу двух женщин.
- Ярославская.
Громкий всхлип, и профессор скривилась.
- Мама…Папа…папа несколько минут назад…папа, - девочка не могла договорить она задыхалась от слёз.
- Умер. Я знаю. Что ты хотела, Аля?
- Мамаааа…, - ещё один всхлип, и девочка шмыгнула носом, - он умер, понимаешь? Умер?
- С его болезнью он долго продержался, Аля.
- Как ты можешь так говорить?
- Как профессор медицинских наук и учёный. Аля, если ты хотела сказать что-то существенное, говори. Мне нужно возвращаться к работе. У меня сегодня две операции.
- К какой работе? – девочка вскрикнула так громко, что профессор отставила ладонь с трубкой от уха, инстинктивно отметив про себя, что нужно сделать замечание Юлечке, как её называл Валентин, чтобы больше не надевала эту кофточку с глубоким вырезом. Такими темпами мужчины в лаборатории вспомнят о том, что орган в их штанах пригоден не только для мочеиспускания, и рабочая атмосфера в лаборатории будет безнадёжно нарушена.
- Мне страшно, мама. Мне страшно. Бабушка уехала в больницу. Можно я к тебе приеду?
Если бы Анжела Артуровна могла предусмотреть…если бы она могла заглянуть в будущее, она никогда бы не ответила согласием на просьбу своей единственной дочери. Никогда бы не позволила ей даже ногой ступить на территорию исследовательского центра, существование которого являлось государственной тайной.
Но она вдруг оказалась наедине с ребёнком, которого почти не знала и который потерял вдруг близкого человека, и не нашла другого выхода, кроме как обещать дочери отправить за ней водителя, а сама со спокойной душой вернулась в лабораторию.
- Чёртова тварь! Держи его…да не спереди заходи, тупица. Сейчас он тебя покусает. Сучёныш! Зверина поганый! Я б ему все зубы повыбивал!
Анжела Артуровна обернулась на крики, раздававшиеся в самом дальнем углу длинного коридора с десятками палат по обеим сторонам. Когда-то на них были железные двери. Когда ещё здание было психиатрической больницей. Но уже десятки лет профессор Ярославская с успехом руководила тайным проектом по выделению специальных веществ из плаценты, которые в дальнейшем должны были стать основой так называемого «эликсира молодости».