'Слава Двуликому!!!' - мысленно восклицаю я, сообразив, что Бог-Оступник просто испытывал мою верность. И вытираю пот, выступивший на лбу.
Видимо, в моем взгляде или выражении лица тоже что-то меняется, так как леди Мэйнария краснеет и виновато опускает взгляд:
- Да, я тебе солгала: моя мама - урожденная Саммери…
Потом еще понижает голос и добавляет:
- Я думала, что ты хочешь использовать меня, как ключ… Прости…
- А теперь думаете иначе? - спрашиваю я.
Баронесса поднимает взгляд:
- Да. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда…
Киваю. Потом замечаю в ее глазах ожидание и пожимаю плечами:
- Я не в обиде…
Леди Мэйнария благодарно улыбается и снова мрачнеет:
- Итак, если я уеду к деду, то о добром имени отца можно будет забыть…
- А что вы можете сделать? - спрашиваю я.
- Могу пойти к его величеству и попытаться его восстановить. Тем более что по закону после гибели всех мужчин в семье верховный сюзерен обязан стать моим опекуном…
Вспоминаю Роланда Кручу. Вернее, слова, сказанные им после того, как он первый раз увидел взгляд, которым я провожал белых…
- Ты ненавидишь дворян? Почему? Большинство из них - люди чести, которые живут в клетке из писанных и неписанных правил и дорожат своим добрым именем больше, чем жизнью. Да, конечно же, среди них бывают и исключения. Но таких исключений - очень немного…
Ее милость из той, большей части. И, вместо того, чтобы горевать о гибели старшего брата, пытается понять, сможет ли она вернуть роду доброе имя!
Говорить ей о том, что обелить поступок ее брата нереально, бессмысленно - во-первых, это сделает ей больно, а во-вторых, я почти уверен, что она понимает это и без меня.
Поэтому я развожу руками, пытаюсь поставить себя на ее место и говорю:
- Попробовать - можно…
Баронесса кивает:
- Вот и я так думаю…
- Потом переводит взгляд на мой посох и вздыхает:
- Тебе осталось совсем немного… А я тебе мешаю… Иди…
Она думает обо мне и о моем Пути! С ума сойти!
Решив, что мое молчание - это следствие неуверенности в ее будущем, она показывает взглядом на окно:
- Это Аверон. Тут уже спокойно. Не беспокойся - меня никто не обидит…
Вздрагиваю: ее 'меня никто не обидит' звучит точь-в-точь так же, как Ларкино!
- Ну, что ты за мной увязался? Меня никто не обидит!
- Ну, мало ли?
- Я ж не куда-нибудь, а в Тьюварр!
- Там за тобой присмотреть некому… - угрюмо бурчу я и ускоряю шаг.
Ларка закусывает губу:
- В замок тебя не впустят. А если ты опять прошмыгнешь мимо стражников - то меня накажут…
Вспоминать, как я развернулся и ушел, невыносимо: именно в тот день Ларка в первый раз пришла домой заплаканная и с синяками…
- Что-то не так? - спрашивает баронесса.
Отрицательно качаю головой:
- Я дождусь решения короля… А потом провожу вас в Саммери…
Леди Мэйнария почему-то краснеет:
- А если мне придется ждать аудиенции месяц-полтора?
Пожимаю плечами:
- Ничего. Я никуда не тороплюсь…
- Спасибо… - выдыхает она. Потом краснеет еще сильнее и опускает взгляд: - А я знала, что ты меня не бросишь…
'Знала?' - мысленно переспрашиваю я и прислушиваюсь к своим ощущениям.
Нет. Пожалуй, я в себе не уверен…
- Кром, а ты не закажешь мне воды, чтобы помыться?
… Чтобы заказать в покои бочку с горячей водой и завтрак на двоих, причем без пива, мне приходится заплатить половину желтка - то есть раз в двадцать дороже, чем в любом из постоялых дворов, в которых я когда-либо останавливался. На вопрос 'почему так дорого' хозяин 'Королевского Льва разводит руками и сетует на недавно закончившийся мятеж и на купцов, задирающих цены на все и вся.
В принципе, с ценами на продукты все более-менее понятно. Но чтобы согреть и принести воду, требуется немного - самые обычные дрова и слуга, который ее перетаскает!
- Простите, ваша милость, но дрова в город не везут вообще - сейчас выгоднее торговать доской…
Я немного думаю… и соглашаюсь - ибо знаю, что такое торговля, не понаслышке. Впрочем, настроение слегка портится - с таким уровнем цен прожить в столице месяц-полтора, о которых говорила баронесса, становится проблематично…
'Надо как-нибудь сходить и продать кольца с ожерельями…' - решаю я. Потом вдруг понимаю, о чем промолчала баронесса, поднимаюсь в наши покои и удивленно хмыкаю: леди Мэйнария сидит на подоконнике и, закусив губу, собственноручно чистит камзол, купленный нами в Увераше!
- Зачем? - интересуюсь я.
Баронесса поднимает на меня взгляд, и я удивляюсь еще больше - вместо ожидаемого отчаяния в ее глазах горят огоньки мрачной решимости:
- Если отдать его в стирку, то высохнет он только к позднему вечеру. А мне надо во дворец. И чем раньше - тем лучше…
- Оставьте, ваша милость… - бурчу я. - В таком виде можно ехать домой. А на аудиенцию к королю - нельзя…
Баронесса откладывает в сторону камзол, дотрагивается до тонюсенького колечка на среднем пальце правой руки и криво усмехается: - Платья стоят недешево. Даже если я продам родовое кольцо, то куплю разве что поясок…
Я лезу в свою котомку и выкладываю на стол мешок с трофеями:
- Вот. Этого хватит. И не на одно…
Леди Мэйнария краснеет до корней волос и еле слышно шепчет:
- Хорошо… Я возьму… Но с одним условием…
- С каким?
- Когда мы доберемся в Саммери, я верну все, что ты на меня потратишь…
Глава 31. Король Неддар третий, Латирдан.
Девятый день третьей десятины третьего лиственя.
… На фоне всех остальных дам, присутствовавших на королевском обеде, старшая дочь баронесса Дамира Кейвази, Этерия, выглядела серой мышкой: более чем целомудренное платье, скрывающее не только грудь, но и кисти рук, аккуратная, без особой вычурности, прическа, минимум косметики и украшений.
И вела она себя соответствующе - улыбалась, но не хохотала, пробовала лакомства, но совсем по чуть-чуть, не пыталась ловить взгляды короля и не демонстрировала свои прелести.
При этом она не играла - улыбка на ее губах появлялась только тогда, когда шут показывал или говорил что-то действительно забавное; прежде, чем ответить на вопрос, задумывалась; выбирала не экзотические блюда, а те, которые любила.
А к концу трапезы, когда на балконе заиграла музыка и в наступившей тишине раздался чарующий голос маэстро Эвана Торрира, она вообще забыла про существование короля. И ушла в свои мечты!
Смотреть на мечтательное выражение ее лица оказалось приятно - трудно сказать почему, но Латирдан был уверен, что леди Этерия грезит не о ночи любви с Золотым Голосом Вейнара, а о чем-то светлом. И это ощущение здорово грело душу. Впрочем, грело недолго - когда певец затянул вторую балладу - о принце Гаркате и его прекрасной возлюбленной, принцессе Доминике - улыбка, игравшая на губах баронессы, куда-то исчезла. А в глазах появилась горечь.
Причины такого изменения в ее настроении Неддар не понял: баллада повествовала о череде великих побед, которые совершил принц в честь своей будущей супруги. А, значит, просто обязана была радовать любую женщину!
Дождавшись, пока закончится песня и стихнут аплодисменты, король шевельнул рукой, и церемониймейстер, поняв намек, шепотом приказал маэстро сделать паузу.
- Леди Этерия! Вы - единственная из всех моих гостей, кто грустил, а не радовался. Скажите, а что именно вам не понравилось в этой балладе? - поинтересовался Неддар.
Оказавшись в фокусе десятков недоумевающих, насмешливых и даже презрительных взглядов, баронесса смутилась, слегка покраснела и… пожала хрупкими плечиками:
- Ваше величество, любая песня - это музыка, голос и слова. Музыка и голос маэстро Эвана - выше всяческих похвал. А вот слова мне кажутся несколько… надуманными, что ли?