Сапоги, в которые уперся мой взгляд, были мокрыми и грязными. Голенище правого пересекал косой разрез, в котором поблескивала сталь.
'Засапожник…' - отрешенно подумала я и устало закрыла глаза - поднимать голову, чтобы посмотреть вверх, не было ни сил, ни желания.
В этот момент меня подхватили под спину и колени, и подняли на руки.
- Я вас понесу… - донеслось словно издалека. И я, зачем-то кивнув, провалилась в забытье…
… Пушистая еловая лапа, почти касающаяся моего лица, одуряюще пахла хвоей. И, почему-то, жареным мясом.
'Так не бывает…' - подумала я. - 'Это сон…'
И попробовала перевернуться на другой бок. В горле тут же запершило, в поясницу дохнуло холодом, а локоть уперся во что-то твердое.
- Вы проснулись? - хрипло спросили у меня.
- Кажется, да… - выдохнула я и села.
Лучше бы я этого не делала: одеяло сползло вниз, и… я поняла, что это - никакое не одеяло, а подранный мужской плащ! А на мне - лишь мокрая и заляпанная кровью тонкая нижняя рубашка!!!
Я молниеносно подтянула к себе колени, замоталась в плащ и оцепенела: у небольшого костра, горящего в нескольких шагах от моих ног, сидел Кром Меченый. И угрюмо смотрел на меня…
Глава 6. Кром Меченый.
Пятый день четвертой десятины второго лиственя.
… Из-за дрожащих рук знак животворящего круга получился похожим на снежинку. Однако повариху это нисколько не смутило: не успев его замкнуть, она вцепилась в поварешку, поскребла по дну котла и, не глядя на меня, вывалила в мою тарелку огромный кусок мяса:
- Во славу Вседержителя…
Как ни странно, от этой женщины не чувствовалось ни ненависти, ни страха, ни болезненного интереса. Значит, она искренне желала мне вернуться в лоно Бога-Отца и, кажется, готова была готова стать даже путеводной вехой на моем пути.
'Неужели верит?' - удивился я. И неожиданно для себя вспомнил строки из Изумрудной Скрижали: - 'Неси свет тому, кто слаб. Ибо каждый шаг, сделанный им из Бездны Неверия, ценнее двух твоих…'
'Сказано хорошо. Жаль, что это только слова…' - подумал я. И принялся за еду…
… Мясо оказалось ничуть не менее вкусным, чем грибной суп. Поэтому к концу обеда я с удивлением ощутил, что ледяной панцирь, наросший на моей душе, дал едва заметную трещину. И позволил вымолвить целое слово:
- Благодарю…
Повариха вздрогнула, потом посмотрела мне в глаза и… улыбнулась:
- Вседержитель с тобой, Бездушный! Еще будешь?
Я отрицательно покачал головой и подумал: 'Сыт…'
Потом встал, поудобнее передвинул чекан и потянулся к посоху…
- Бедный мальчик! - выдохнула повариха, вытерла руки вышитым рушником и… нежно провела теплой и мягкой ладонью по моей груди!
Трещинка тут же затянулась, а душа начала с треском покрываться еще одним слоем льда: интерес был. Ко мне - как к чему-то необычному. Просто оказался спрятанным очень глубоко…
Я поднырнул под ее руку, скользнул к двери и, не оглядываясь, вышел во двор.
Во дворе замка творилось что-то невообразимое. Перед входом в захаб, отбиваясь от рыдающих женщин, торопливо строились воины. Рядом с конюшней латники подтягивали подпруги у коней. Чуть поодаль, у черной двери донжона, несколько дюжих мужиков аккуратно укладывали на телеги связки арбалетных болтов, копья, щиты, походные горны, наковальни и тому подобную дребедень. И изредка порыкивали на мечущихся под ногами детей. Еще дальше, у невысокой пристройки, слуги грузили на телеги тяжеленные мешки, меха и бочонки и торопливо прикрывали их от дождя просмоленной тканью.
Я задумчиво провел пальцем по зарубкам на посохе, натянул на голову капюшон, шагнул под дождь, поймал за руку пробегавшего мимо мальчишку и взглядом показал на воинов.
Озвучивать вопрос не потребовалось: добыча слегка побледнела, поклонилась чуть ли не до земли и затараторила:
- Голубь-эта-а-а, прилетел! Из ста-а-алицы! От самого короля Шаграта Латидр… Латирдана! Тама-эта-а-а, мятеж, значица! И он-эта-а-а, требует помощи!!!
Я разжал пальцы, кивнул - мол, можешь идти - и мальчишка, облегченно вздохнув, сорвался с места. А я изо всех сил стиснул свой посох, вскинул глаза к нависшим над замком облакам и тихонечко прошептал:
- Слышали? Уже скоро…
… Лихой люд, вылезающий на большую дорогу во время войн, мятежей и народных волнений, обычно неплохо оценивал свои силы. Поэтому предпочитал грабить тех, кто слаб и не может дать сдачи. От отряда барона Корделла он должен был шарахнуться, как несушка от пробегающей мимо лисицы. И спрятаться как минимум на ночь. Опять же, перед самым закатом, да еще и в такую погоду, прохожих на дорогах бывало немного - они предпочитали проводить время в тавернах или на постоялых дворах. Поэтому выходить из замка вместе с воинами д'Атерна не было смысла.
'Покину замок на рассвете…' - решил я, обошел широченную лужу и остановился: воин, только что стоявший ко мне спиной, вдруг развернулся, положил десницу на рукоять меча и рявкнул:
- Стой!
Я остановился.
- Коня его милости! Живо!!!
Я непонимающе приподнял бровь и с запозданием понял, что это он не мне.
Из ворот конюшни выбежал конюх и, ведя в поводу каурого жеребца, понесся к белому входу в донжон.
Мгновением позже скрипнула дверь - и на улицу вышел барон Корделл. А за ним…
- Эллария! - потрясенно выдохнул я. И чуть не оглох от скрипа собственных зубов…
…- Куда это ты собрался? - сестричка достала из проруби белоснежную простынь и аккуратно опустила ее в таз с бельем.
- Осмотрю силки… - угрюмо буркнул я.
- Добытчик! - улыбнулась Эллария и потянулась за очередной тряпкой. - Что бы мы без тебя делали?
Я посмотрел на ее негнущиеся синие пальцы и изо всех сил сжал кулаки:
- Ты потерпи еще немного, ладно? Я уже поймал двух зайцев и лису! Еще несколько удачных дней - и у тебя появятся варежки! Теплые-теплые!!!
- Сошьешь сам? - не отрываясь от работы, ехидно поинтересовалась сестричка.
- Сам не смогу, потому что не умею… - вздохнул я. - Поэтому просто выменяю у Кривого Раздана: он пообещал, что отдаст готовые варежки за десять заячьих шкурок! Или на семь лисьих. Две я уже добыл!!!
Сестричка выпрямилась, удивленно посмотрела на меня и… расплакалась.
- Ты чего, Ларка? - ошарашенно спросил я. - Десять шкурок - это совсем немного…
Сестричка смахнула со щеки слезинку и всхлипнула:
- Да я от радости!
- Вас, женщин, не поймешь! - подражая Браззу-кузнецу, буркнул я. - Грустите - плачете. Радуетесь - снова плачете! То ли дело воины…
- Воин ты мой ненаглядный! - сквозь слезы улыбнулась Эллария, шагнула ко мне и вышла из тени от здоровенного дуба на свет восходящего солнца.
- Ты такая красивая!!! - восхищенно выдохнул я. - Твои волосы - как облако, глаза - как две маленькие звездочки! А улыбка… улыбка, Ларка, грустная…
… Огненно-рыжие волосы, две маленькие звездочки, грустная улыбка - девушка, замершая у дверей донжона, смотрела на барона д'Атерна с такой любовью, что у меня перехватило дух и остановилось сердце…
… В людской было сыро и шумно - жонглеры, ожидающие, пока просохнет развешанная у камина одежда, азартно резались в кости на подзатыльники. И одновременно обсуждали возможных кандидатов на престол. Мнения, естественно, разделились, и каждая из сторон с энтузиазмом доказывала свою правоту. Впрочем, результаты бросков каждого из игроков их интересовали намного сильнее, чем наличие в жилах у упоминаемых ими дворян хоть капли крови Латирданов.
Меня не интересовало ни то, ни другое, поэтому я сидел с закрытыми глазами и заново переживал свою недавнюю прогулку до ветру…
… Из каретного сарая тянуло гарью. Недоумевающе вглядевшись в щели между досок стены и не увидев сполохов разгорающегося пожара, я заглянул внутрь и онемел: Эллария… вернее, баронесса Мэйнария д'Атерн стояла у клетки со взрослым акридом! И почти касалась лбом ее прутьев! Потом она пододвинулась еще ближе и, проигнорировав предупредительный мяв зверя, потянулась к нему рукой!!!