— Я тоже не слышал никаких выстрелов, — подтвердил Сэнфорд Берман.
— Но… если я вас правильно поняла, то поблизости могут быть и другие террористы, — едва слышно произнесла Андри.
С кухни примчался Джордж Стоун и вместе с Чарльзом они приподняли Кинтея за руки, а Марк Пирсон и Сэнфорд Берман ухватили террориста за ноги.
— Осторожнее, Марк, — волновалась Хитэр, вслед за остальными женщинами входя в дом.
Бен Харрис держал входную дверь открытой, и наконец четверо мужчин внесли Кинтея наверх по ступенькам веранды.
В эти минуты полковник Мао, медленно ковылявшая мимо дома, неожиданно заметила, что ее любовника «взяли в плен». Не раздумывая ни секунды, она открыла огонь, даже не соображая, что может убить именно того, кого пыталась таким безумным образом спасти. Но она действовала настолько неуклюже и медленно, что в результате ее выстрелы не причинили никому никакого вреда. Правда, несколько пуль все же попало в мраморные колонны, и мужчины ускорили шаг, скрываясь за тяжелой дверью усадьбы.
Рядом с Мао появились еще двое террористов и, следуя ее примеру, начали беспорядочно стрелять по стенам и окнам дома, вышибая из фасада куски кирпичей, штукатурки и мрамора.
— Всем лечь на пол! Никому не вставать! — приказал Чарльз Уолш, под свист пуль закрывая дверь на засов. Джоан Берман не могла пошевелиться от ужаса, тогда Чарльз с силой схватил ее за руку и швырнул за диван. Все остальные, пригнувшись, искали убежище. Марк Пирсон накрыл собой Хитэр, рискуя при этом своей собственной жизнью. Анита вытянула руку и дотронулась до пальцев Чарльза, показав таким образом, что она цела и невредима. Увидев ее, неподвижно и беспомощно лежащую на полу, Чарльз почувствовал, что у него обрывается сердце. Сейчас же, ощутив ее прикосновение, он немного успокоился и крикнул:
— Мередит! Бренда! Запирайте все окна и двери!
Пригнувшись как можно ниже, он торопливо выбрался из гостиной, собираясь по возможности обезопасить и другие комнаты.
Съежившись на полу от страха, Сэнфорд Берман наблюдал, как Чарльз, ловко изгибаясь, проползает мимо него, подобно заправскому солдату на полосе препятствий, которому нужно пролезть под колючей проволокой. Сам же Сэнфорд от ужаса не мог и пошевелиться. Ему казалось, что даже если бы он был абсолютно уверен, что в то место, где он сейчас лежит, вот-вот попадет пуля, то и тогда он не смог бы предпринять ничего для своего спасения. Когда Чарльз по-пластунски покинул гостиную, Сэнфорду открылось нечто, чего раньше он каким-то образом не замечал, а именно — старинный сервант, уставленный бутылками со спиртным. Вот что ему было просто необходимо сейчас. Вино манило Бермана как никогда. Но он знал, что если сдвинется с места, то первая же пуля попадет в него. А если нет, то тогда его убьет вино.
Обстрел усадьбы продолжался, время от времени слышался звон бьющегося стекла, от стен отлетали куски штукатурки, образуя в воздухе маленькие облачка пыли. Бесценные предметы старины — вазы, сервизы, хрусталь — все разлеталось вдребезги.
Джоан Берман и Софи Харрис горько плакали.
Сэнфорд Берман медленно протянул руку к серванту со спиртным, но нечеловеческими усилием воли заставил себя отдернуть ее.
В это время Кинтей пришел наконец в себя и начал выкрикивать какую-то бессмыслицу насчет «фашистских зверей» и «истребления свиней». Марк Пирсон и Джордж Стоун с трудом удерживали его, а потом связали ему руки и ноги при помощи его же собственных нейлоновых шнурков. Собрав все свои силы, Кинтей завопил:
— Фашисты! Свиньи! Сгорите в огне свободы!!!
Его бредовые выкрики, очевидно, вдохновили полоумных террористов, и стрельба усилилась.
Это было последней каплей терпения для Сэнфорда Бермана. Больше он выдержать не мог. Он широко распахнул дверцы серванта и выхватил бутылку бурбонского виски, поднес ее поближе к лицу и с восхищением посмотрел на янтарную жидкость и искусно оформленную этикетку в старинном стиле. Сэнфорд уговаривал себя не делать этого, потом даже произнес несколько дежурных заклинаний и молитв, сочиненных специально для лечащихся алкоголиков. Но одно дело — хором давать обещания не прикасаться к спиртному, сидя в уютном кабинете на заседании Анонимных Алкоголиков, и совсем другое — слышать рядом с собой свист пуль. Он открутил пробку и жадно присосался к горлышку.
Кинтей тем временем бился в истерике, не переставая вопить:
— Свиньи фашистские! Горите в пламени свободы!
— Надо заткнуть ему кляпом рот! — выкрикнул Марк Пирсон.
Джордж Стоун достал из кармана комбинезона красную повязку на голову, скомкал ее и с силой впихнул в рот самозваного генерала.
Сэнфорд Берман отхлебнул из бутылки еще пару глотков.
Чарльз Уолш дополз до столовой и сразу же понял, что с этой стороны дома стрельба идет намного активнее. Во многих картинах зияли дыры. Настенные блюда и украшения из фарфора превратились в груды мелких осколков. В тот момент, когда он проползал мимо одной из них, раздалась автоматная очередь и великолепная огромная хрустальная люстра рухнула на изрешеченный пулями антикварный дубовый стол. «Даже если я выживу, — подумал Чарльз, — сердце мое вряд ли все это выдержит». Но то, что он увидел минуту спустя, потрясло владельца усадьбы еще сильнее.
На кухне в лужах густеющей крови лежали Мередит и Бренда Мичам, бессмысленно глядя в потолок широко открытыми остекленевшими глазами. Рты их были беспомощно раскрыты, будто бы перед самой смертью они пытались позвать на помощь своего хозяина. Все это казалось странным еще потому, что в кухне почти не было никаких следов разрушений. Здесь было разбито только одно окно, и несколько пуль засели в холодильнике и плите. Казалось, что смерть негритянок была случайной, что они погибли от рук каких-то вооруженных сумасшедших, которым, по всей вероятности, гораздо приятней наносить ущерб неодушевленным предметам.
Почему они даже не пытаются проникнуть в дом? Эти твари продолжают стрелять, почти не целясь.
Захватив с собой пистолет Кинтея, Чарльз пробрался к задней двери, захлопнул ее и запер на засов. Хотя он прекрасно понимал, что если члены Зеленой бригады начнут организованное наступление, то эта дверь, безусловно, не сдержит их натиск.
С той минуты, как Джейни Стоун до конца осознала, что ее мать и бабушка погибли, она решила бежать в поместье. Ей предстоял нелегкий путь длиною в три мили по ухабистой пыльной дороге. Слыша за спиной выстрелы, она каждый раз пригибалась к земле или пряталась в кювете, а потом снова бросалась вперед, стремясь скорее попасть в поместье — ведь там был ее отец. Только одно пугало ее теперь — а вдруг они его тоже убили? Добежав до опушки, Джейни осторожно выглянула из-за деревьев и обнаружила, что усадьба тоже окружена солдатами. Их было не меньше десятка, и все они беспрерывно стреляли по дому. Приглядевшись получше, Джейни заметила отцовский пикап, стоявший перед домом вместе с другими машинами, принадлежавшими, очевидно, гостям Уолшей. Девочка не знала, что делать. Ей обязательно надо пробраться к отцу. Но как?
Одна из нападающих — худенькая длинноволосая девушка в джинсах и ковбойке — подошла совсем близко к дому и, медленно пошатываясь, будто плохо соображая, что делать, достала гранату и неуклюже метнула ее. Граната ударилась о колонну и отлетела назад, попав прямо в голову девушке. Но та лишь тупо наблюдала, как снаряд скатился к ее ногам и взорвался, разнося на куски ее собственное тело и поднимая в воздух столб дыма и огня.
Этот эпизод на некоторое время прервал стрельбу. Террористы, как одурманенные, собрались вокруг дымящейся воронки, явно не понимая, что же все-таки произошло. Только что их товарищ по оружию стоял рядом, а после взрыва каким-то непонятным образом испарился.
Не теряя ни секунды, Джейни рванулась к дому, изо всех сил начав звать отца:
— Папа! Папа! — почти неузнаваемым надорванным голосом кричала она.
Увидев движущуюся цель, бандиты очнулись от транса и начали стрелять по ней. Но Джейни удалось юркнуть за поленницу, сложенную из толстых дров для растопки камина в зимние холода. Это еще сильнее озадачило нападающих. Им и в голову не приходило, как можно попасть в девочку, спрятавшуюся за таким надежным укрытием. Поэтому они оставались на местах, продолжая настойчиво всаживать пули в дрова. У некоторых патроны давно уже кончились, но они, не замечая этого, продолжали нажимать на курки.