— Никогда не верь женщинам, Костя. Держи голову в холоде и порядке… Я не смог и вот как вышло… Мы с тобой никогда больше не увидимся, сынок… Прости меня за всё…и прощай.
Под крик соседки, папа поставил меня на пол и ушёл.
Только через три дня я узнал, что кроме бабушки у меня больше никого не осталось.
Через год, "добрые" люди, мне рассказали, что отец убил мать и двух её любовников, а сам через сутки умер в больнице от ножевого ранения, полученного в той драке.
Бабушка не смогла остаться в столице. Бесконечные разговоры и сплетни вывернули наизнанку внешний порядок семьи Григорьевых. С трудом пережив смерть отца, бабуля ожесточилась и превратилась в гневливую старуху. Через год, после очередной ссоры с соседями, она собрала наши немногочисленные вещи и мы уехали в маленький городок в провинции.
Пока мы тряслись в салоне старого междугороднего автобуса, бабушка без конца шептала мне в ухо.
— Посмотри, Костик, какое горе принесла твоя мать… Она забрала у меня всё… Сына, дом, работу, положение… Всё! Прнимаешь?!… В тебе тоже течёт её грязная кровь… Ты — Костя — всегда должен помнить об этом и слушать меня во всём, а главное, ты обязан жить в порядке. Только порядок вытравит из твоей крови недопустимую грязь Любки…
Она шептала, наговаривала, и я уже тогда, в пятилетнем возрасте, начал осознавать две вещи: во мне течет грязная кровь и я всегда должен соблюдать порядок.
В город мы приехали ранним утром и сразу же отправились в дом бабулиной матери. Она умерла ещё до моего рождения, а её старенький дом бабушка не успела продать. Квартиру в столице, после переезда, мы практически сразу продали. На вырученные деньги, бабуля решила строить новый дом. Она заявила, что он будет стоять на том же участке, где находиться старенькая изба её матери.
К новой жизни я привыкал плохо. К ночным кошмарам, которые преследовали меня в столице, добавилось безумное желание пускать себе кровь. Вначале я расковыривал иголкой уже имеющиеся небольшие ранки, а потом стал делать порезы на руках и ногах. Однажды бабуля увидела как я вскрываю очередной порез и отхлестала меня по рукам.
— Ты что же делаешь? — прорычала она.
— Выпускаю из себя грязную кровь, — откровенно прошептал я в ответ, после чего бабуля перестала лупить меня по рукам, — я её сейчас выпущу и стану хорошим.
Я до сих пор помню как побелела бабушка. Она кинулась к шкафу, где всегда был идеальный порядок и стала как безумная в нём рыться. Наконец вытащив из шкафа папку с документами, бабушка потащила меня в психиатрическую больницу.
В этой больнице я пролежал почти год и только за три месяца до поступления в первый класс, бабушка забрала меня оттуда. Забрала, но не отказалась от мысли активно лечить меня у психиатров. Все школьные каникулы я либо лежал в психбольнице, либо меня отправляли в санаторий для детей с психоневрологическими расстройствами.
По началу я бабушку не осуждал. Для меня было главным, чтобы она не переживала и чтобы я не портил её жизнь недопустимым поведением. Но в десять лет произошло то, отчего мои повторяющиеся каникулярные ссылки превратились в пытку. После роковой встречи, я больше не хотел тратить время на лечение.
В начальной школе у меня был всего один друг — Игорь. На мой детский взгляд, он был очень умным и правильным. Всегда чисто одет, подготовлен и очень немногословен. Порядок в чистом виде.
— Вот с таким мальчиком и нужно дружить, Костик, — все время твердила мне бабуля и я стал подсознательно к нему тянуться.
Более всего мне нравилось то, что он, как и я, не любил разговаривать. Игорь не лез ко мне с расспросами даже тогда, когда увидел мои руки с многочисленными порезами. Друг прищурился, потом задумчиво заглянул мне в глаза и не услышав объяснений, просто опустил взгляд. Правда потом, во втором классе, я в двух словах рассказал Игорю свою историю. Он молча выслушал и не осудил. Даже помощь предложил, но чем тогда мы — дети — могли помочь друг другу…
В четвёртом классе к нам с Игорем прибились Бойцов Дима и Максим. Дима был душой компании и всё время пытался подбить ребят на какую-нибудь хорошую или плохую затею. Макс был его тенью и не отходил от Димы даже на шаг.
Однажды мы с Игорьком решали олимпиаду после уроков, а Диму с Максом оставили переписывать контрольные. Учитель ушла по своим делам и мы постепенно разговорились. Конечно больше говорил Дима, а мы втроём постепенно заразились его весельем и беззаботностью, и стали активно обсуждать предстоящий тур слёт. После сдачи работ, Бойцов позвал нас к себе домой, чтобы всем вместе разработать план расположения лагеря нашего класса на тур слёте. Не знаю почему, но мы с Игорем сразу согласились.
Знай я тогда, что этот поход, в дом Бойцовых, перевернёт всю мою жизнь с ног на голову, я бы бежал от Димы, как от заклятого врага. Но я пошёл… и встретил там девчонку, образ которой на долгие годы поселился в моей голове, сердце, душе.
Она, словно торнадо, вбежала в спальню к Диме, где мы разложили на полу готовый план, и босыми ногами растоптала его.
— Ты снова забыл про мой велик, Дима! — закричала девочка, уперев руки в боки, — его украли мальчишки с соседней улицы и мне пришлось с ними подраться.
Дима что-то закричал, а я просто завис на какое-то время. Я с восхищением смотрел на очень красивую, чумазую девочку с разбитыми коленками и не мог налюбоваться ею. От неё как-будто отражались лучи чистого весеннего воздуха, летней свободы и осеннего, будоражащего беспорядка. Три времени года смешались в этой маленькой девочке. Позже я столкнусь и с четвертым — зимним преоброжением Киры… Но всё это будет позже. А тогда я просто влюбился. Без памяти. Недопустимо.
С той встречи, я стал частым гостем в квартире Бойцовых. Если бы я мог, я ходил бы к ним каждый день, но и тут сыграл свою роль чёртов порядок. Желание видеть Киру каждую минуту, отходило на второй план, когда я представлял как это будет выглядеть со стороны.
Нет! Недопустимо таскаться к Диме каждый день! У посещений должен быть определенный порядок.
В итоге, я стал ходить к Бойцовым по средам и воскресеньям, когда у Игоря не было занятий в олимпиадном кружке, и когда Дима не ходил в бассейн. После каждой, пусть и мимолётной встречи с Кирой, я не мог успокоиться — я бесконечно прокручивал в голове каждую деталь встречи, воспроизводил в памяти каждую секунду, отмечая всё новые подробности или моменты.
Никто из мальчишек не замечал моей влюблённости в Киру. Даже Игорь не видел моих пронзительных взглядов в сторону Димкиной сестры. Ни разу друг не заводил со мной подобных разговоров, чему я был даже рад. Делиться своей одержимостью Кирой, я не хотел ни с кем.
Но проклятые каникулы вгоняли меня в ещё большую депрессию. Я не видел Киру иногда и по три месяца. Возненавидев по этой причине лето, я в определённый момент выпрягся и отказался ехать на очередное лечение.
Мне тогда только исполнилось шестнадцать лет, а Кире — четырнадцать. Она стала гулять с ровесниками, а я готов был глаза себе вырвать, лишь бы не видеть этого.
Однажды я даже застал её с мальчиком. Я пришёл к Диме за учебником и увидел на лестничной площадке Киру.
Она была не одна.
И ее обнимал очередной мальчик. Они смеялись и тихо о чём-то говорили.
Мне тогда просто снесло голову. Это не он, а я должен быть на его месте. Это не его руки, а мои должны гладить её волнистые длинные волосы. И это мне она должна улыбаться так, как сейчас улыбалась чёртовому блондину.
Внутри поднялась такая злость, с которой я не смог совладать.
— Руки от неё убрал! — рявкнул я на пацана и Кира с блондином, словно ужаленные, тут же отскочили друг от друга.
Я готов был броситься на мальчишку, но тут поймал её взгляд. Девочка всегда смотрела на меня с некоторым опасением и недоверием, но сейчас… Сейчас её лицо выглядело настолько испуганным и шокированным, словно перед ней стоял ужасный монстр, а не живой человек.