Рита даёт мне свой мобильный и тихо шепчет.
— Иди в душевую. Закройся и спокойно поговори.
Я киваю и на окаменевших ногах выхожу из палаты. В коридоре довольно темно, тусклый фиолетовый свет от ночных ламп совсем не освещает путь до туалетных комнат и душевой. Я еле шагаю, ноги не слушаются, да и желание звонить Григорьеву уменьшается в разы.
Что я ему скажу? Что скучаю. Что всё время думаю о нём? Не-ет! Такое я точно не осмелюсь произнести, да и Косте наверняка такие мои слова совсем не нужны… У него теперь Диана есть…
— Ааааа, — срываясь с дыхания, тихо выдавливаю я и всё-таки вхожу в душевую.
Меряя шагами небольшую комнату, я снова и снова набираю на телефоне заветные цифры, а потом трусливо их же стираю.
Руки вспотели и дрожат, пару раз я чуть телефон Риткин не выронила. Но наконец я решаюсь! Набираю номер Костиного гаража и прикладываю трубку к уху.
Первый гудок… второй… третий… В ушах пульсирует гудящий звук вызова и я мысленно молюсь, чтобы мужчина не ответил. Зря всё это! Зря.
— Да, — сухо отзывается телефонная трубка и я будто приклеиваюсь ногами к кафельному полу.
Он ответил. Боже!
— Слушаю, — хрипло раздаётся из телефона и я выдавливаю из груди одно единственное слово.
— Привет.
Долгая пауза. Тишина, которая бьёт по вискам и заставляет сердце драть кожу на груди, чтобы выбраться на свободу.
С трудом разлепив губы, я вскрываю эту звенящую гладь.
— Костя… Это Кира.
Я слышу его дыхание. Оно на секунду замирает, а потом усиливается и…. отдаляется. Неужели Григорьев сейчас положит трубку?
— Подожди, — умоляюще шепчу я и поражаюсь насколько жалко звучит мой голос.
Слабачка, дура. Молила бога, чтобы он трубку не взял, а теперь ведёшь себя как самая настоящая дура.
— Я хотела сказать тебе… Прошу не отключайся, — тихо бормочу я, а потом испугавшись, что он всё-таки положит трубку, начинаю быстро тараторить, — спасибо, что вынес меня из леса… да и вообще за всё спасибо… И… и прости меня за всё… Ну если я тебя обидела. Нет… не то говорю. Я тебя обидела и прости за…
— Кира, — глухо прерывает мою сбивчивую речь Костин голос, — заканчивай. Не нужно всех этих слов. Совсем ничего не нужно… Отдыхай, — еле слышно заканчивает он и тут же отключается.
Тело лихорадит, в груди заканчивается воздух, но вдохнуть я просто не могу. Я будто резко разучилась дышать — губы разлепляются, а спасительный глоток воздуха я сделать не в силах.
Обессиленно соскользнув по кафельной плитке вниз, я усаживаюсь на мокрый пол и беззвучно рыдаю. Вместе со всхлипами грудная клетка постепенно заполняется воздухом и я начинаю выть. Вою белугой и никак не могу остановиться.
Ему ничего от меня не нужно! Ему ничего от меня не нужно! — грохочет в голове и я только здесь и сейчас РЕАЛЬНО осознаю, что я потеряла Костю. Теперь ему ничего от меня не нужно. Даже мои слова ему не интересны.
Больно. Как же это больно! Теперь я точно навсегда его потеряла.
Сквозь рыдание, я слышу резкий хлопок, а потом в душевую начинают забегать люди. Лиц и силуэтов я не вижу, а гудящие голоса сливаются в единую какофонию. А потом наступает темнота. Словно лампочку выключили, но голоса становятся различимыми.
— Это уже второй раз за месяц. Её надо срочно везти в психиатрию, — слышится голос медсестры, — вы только посмотрите на неё.
— Сергей Палыч, — громко говорит Рита, — не нужно заносить эту… ситуацию в карту. Я завтра заберу ее к себе и всё будет хорошо. Прошу вас!
— Лукьянова! Тебе зачем это? Ей путь в психушку всё равно заказан…
— Да нет же. Это я во всём виновата. Я её заставила позвонить… Это я виновата. Понимаете? Я её заберу. Она ведь одна осталась. У Киры никого нет. Пожалейте её! Прошу вас. Не вписывайте… это в историю болезни. Пожалуйста!
— Ладно, Лукьянова. И зачем тебе такое «счастье» нужно?
— Кира очень хорошая и добрая девочка. Если бы мы пережили то, что пережила она, то неизвестно что бы с нами было.
Проваливаясь в темноту, я слышу тихий Ритин голос над ухом.
— Кира, тише. Тише, моя милая… Тш-шшш.
Глава 10
Две неделе спустя
Рита
Девочка угасала. Каждый день жизнь уходила из Киры и я уже просто не знала, что можно сделать. Закрадывалась мысль, что действительно нужно поместить Бойцову в психиатрическую клинику, но я быстро отказывалась от такого отчаянного выхода. Она точно сгорит там быстрее или навсегда превратится в бесчувственного овоща. Хотя если быть честной, она и сейчас напоминала некое подобие овоща.
Кира совсем не ела, если конечно я насильно не вливала в нее морс или кашу. Она никуда не ходила, лежала в позе эмбриона на диване и иногда часами не двигалась. Смотрела в одну точку, при этом очень редко прикрывая веки. А ещё были минуты, когда она просила прощение у меня и просила отпустить её.
— Куда ты пойдёшь? На улице начало марта, замёрзнешь ещё где-нибудь.
— Ну и пусть… — тихо отвечала Кира и снова впадала в ступор.
Мой обычно всё понимающий муж терпел мои переживания две неделе, а вчера не выдержал и строго сказал.
— Рит, ты прости меня, что лезу, но… что вообще происходит? Ты видела во что ты превратилась за эти дни? Мне Кира никто, а тебя я люблю, а если ты продолжишь и дальше игру в одни ворота, то тебе до состояния девочки останется недалеко. Ну ты чего? Ты её знаешь месяц, а перестала жить своей жизнью из-за Киры. Думаешь только о ней. Пойми, она тебе никто. Услышь меня, милая.
Я сжала зубы, чтобы не обидеть мужа теми словами, которые просто рвались наружу. Впервые Федор настолько сильно меня огорчил. Неужели он сам ничего не понимает?
— Как ты хочешь, чтобы я поступила? — тихо начала я, — выгнала Киру или сдала её в психбольницу? Или что ты предлагаешь сделать?
Муж тяжело выдыхает и также тихо отвечает.
— Милая, тебе всего тридцать четыре года и у нас ещё будут дети. Эта девочка… она даже в теории не может быть нашей дочерью. А мне кажется, что ты представляешь…
— Не мели чушь! — слишком резко выкрикиваю я, а потом спохватываюсь и мягче продолжаю, — прости… прости, но ты совсем не то говоришь. Я искренне хочу ей помочь, и… и сама не знаю как. Вот я её отпущу сейчас и куда она пойдёт… Да Кира погибнет уже до конца недели. Можешь ты это понять? И отсутствие у нас детей здесь ни при чём…
Фёдор отстранённо кивает, а потом медленно опускается рядом со мной на диван и слегка приобнимает.
— А её ухажёр… Может мне сходить к нему? Поговорить или…
Я резко разворачиваюсь к мужу и возбуждённо отвечаю.
— Точно! К Косте нужно сходить! Только сходишь не ты, а я.
— Рит…
— Да. Именно мне нужно идти. А ты меня отвезёшь, Федь.
Я обнимаю мужа в ответ, на что он снова тревожно вздыхает.
Нужный гаражный бокс мы находим сразу. Немного растерявшись, я минуты три ещё сижу в машине, а потом решительно выхожу.
— Может с тобой сходить? — обеспокоенно тянет Фёдор.
Я отрицательно мотаю головой и уверенно шагаю к железной двери, которая оказывается закрытой.
Стук. Второй. Ответа нет. И тогда я нагло начинаю долбить кулаком по железу. Терять мне нечего, если что Федор поможет. А когда я понимаю, что мне не откроют, дверь распахивается и на пороге появляется парень.
— Добрый… день, — с запинкой здороваюсь я и оглядываю заспанное лицо молодого человека.
Выглядит он по меньшей мере запущенно ещё и лицо нормально так побито…
— Здравствуйте, — хмуро отвечает Костя и сдвинув брови спрашивает, — что вам нужно?
Разбитые губы молодого человека кривятся и он переводит взгляд на припаркованную машину Фёдора.
Я же, тем временем, ещё раз пробегаюсь глазами по Косте и отмечаю его мятый спортивный костюм, излишнюю худобу, холодную бледность кожи и отросшую бороду. А ещё у него острый как бритва взгляд. Сильно отросшие волосы прикрывают лоб, но длинный порез на лбу легко можно рассмотреть. Парень сейчас напоминал человека, который побывал в центрифуге, не меньше.