После ухода Наташи я две недели лежала, отвернувшись к стенке, хотя требовала моей ежесекундной заботы грудная Агния. Груднущая! Мне казалось, что ушло десять детей - так много места приемная дочь заняла в моей душе за эти шесть лет... И сильное заикание у меня всплыло - такого никогда еще не было. Да, потерпели педагогическое поражение! Но поражение внешнее часто приводит к внутренней победе. Мы узнали жизнь, о многом задумались всерьез, стали мудрее. Написали роман, который потом пришлось продолжить, потому что Наташа в шестнадцать лет стала нашей соседкой - вернулась из детдома как хозяйка комнаты.
Потеряв свою художницу милую, я лишилась как бы ежедневного посещения выставки! Обычно каждый раз, возвращаясь домой с работы, из гостей или из магазина, где часами нужно было стоять в очередях, замирала у своего подъезда: представляю, как она закончила картину. В груди плескалось нечто, похожее на большое счастье! (Понимаю, что эту фразу надо в машине времени отправить в "Юность" 60-х годов, но вот такая я была тогда). Помню, первый мой портрет она написала в шесть лет. Сходство схватила, но Лина сказала:
- Это не Нина! Нина не может никогда заговорить металлическим голосом, а женщина с портрета - может.
Последний портрет перед уходом у Наташи был - Тани Тихоновец. Уже внутреннюю жизнь она умела передать: половина головы была прозрачной - сквозь нее просвечивали облака, мечты. В глазах - юмор и мысли об абсурдности советской жизни (примерно формулирую - портрета нет, он остался в Тбилиси, в галерее детского творчества). Бархатное платье - из сна Тани, того, знаменитого, где у людей растут хвосты, в общем, это уже почерк гения, но... после ухода от нас она не написала ни одной картины.
Первые страницы романа о Наташе мы принесли на Новый год к Лине. Глава называлась "Сказание", а сказки и Новый год как будто рифмуются.
От волнения я обратилась к высшим силам: "Пособите!" (это слово бабушки мне нравилось. Пособи - СОБОЙ помоги то есть). И стала читать. А Лев Ефимович Кертман, отец Лины - профессор, любимец истфака, - потом сказал: он бы карандашом мог подчеркнуть несколько мест.
- Неудачных? - спросила я.
- Наоборот - очень удачных.
И это было словно благословенье на продолжение работы. Спасибо, милые Кертманы, за ваш волшебный дом - он был для нас в Перми сразу и Английским клубом и Президентским клубом, где мы - мальчик и девочка, приехавшие из провинции - впитали атмосферу ВЫСОКОГО веселья, которая окрыляла.
Я всегда удивляюсь: как жизнь не устает создавать таких людей, как Лина, один взгляд которых помогает поверить в силу этой жизни!.. Недавно за обедом Даша спросила: откуда берутся такие, как Пьер Безухов?
- Всегда они есть - Лина Кертман, - ответил Слава.
Когда я стала умирать в 1986 году, вдруг появился в моем доме Сема Кимерлинг: оказывается, именно в этот момент он вдруг затосковал по временам университетской молодости, ездил даже в Курган к Паше Волкову. Паша - еще один артист СТЭМа, про которого сейчас бы сказали, что у него сатирическая ХАРИЗМА. Тогда этого слова мы не знали. В общем, анти-Чаплин такой. Чаплин - маленький и быстрый, а Паша - два метра четыре сантиметра и весь замедленный. Когда он начинал читать пародии, многие в зале вскакивали со своих мест и бежали в туалет.
В общем, посмотрел он, Сема, на меня и сказал: есть у него хороший знакомый - известный нефролог, можно лечь к нему на исследование. Я легла. Оказалось, что камни уже разорвали левую почку. Зав. отделением посоветовал мне искать выход на знаменитого Климова. А это был дядя Веры Климовой.
Сшил мне он почку из кусочков и сказал: "Промедол мешает заживлению терпите без него..." / Лежу я ночью в корчах, и сил уже нет выносить шквал боли. И тут я обратилась к Богу: "Если Ты есть, помоги!". В ту же минуту дверь в палату открывается - входит дежурный врач. "Как вы?" - "Хотела в окно выброситься уже..." И он сказал сестре: "Сделайте укол промедола - я распишусь".
Он есть! И я уверовала раз и навсегда, горячо и глубоко!
Все СРАЗУ изменилось вокруг: фридмоны словно треснули, скорлупки их рассыпались, мир стал един. И всюду Бог! Сколько раз мне казалось, что жизнь это тайна, упакованная в секрет, и все это сверху припорошено загадками. Теперь многое прояснилось для меня в тот же миг, иное - после. Почему электроны в проводнике не кончаются? Потому что Бог так сделал. Дома не падают - Бог их удерживает. Я уже не удивлялась, почему белье высыхает - известно, КТО этому помогает.
Сколько же времени потеряно, эх! Если бы раньше...
До операции я примерно раз в полгода перечитывала "Идиота", сама не знала, почему. А тут поняла: не хватало светлого образа Христа - довольствовалась князем Мышкиным...
Прояснело все. Благодать - это расширение духовного зрения. Мы стали ходить к исповеди, причащаться. Раньше я никому не могла помочь, а теперь хотя бы молюсь за всех родных и друзей.
Опора появилась - вот что главное!
Однажды Соня спросила, что я буду делать, если не будет мне писаться.
- А буду поститься до тех пор, пока не запишется опять.
Господи, благодарю Тебя горячо за то, что привел меня к вере! Горячее некуда!
И к Главному Гносеологу я стала относиться вообще нежно - ведь просто через него послали мне испытания СВЫШЕ. Чтобы я родила Дашу и Агнию. То была воля Божья.
"Князь ресторанов" уже не посещал увеселительных заведений, мы все бедствовали. Наступило время пустых прилавков. На рынке, правда, всегда можно было купить мясо-масло, но втридорога.
Я занимала у милого Гносеолога сигареты, говоря:
- Нашла яблоки обрезанные, купила четыре. И деньги кончились.
- А сигарет обрезанных не продают, поэтому ты не купила. - И вдруг он умилился: - Когда ты, Нина, обрезаешь гнилые яблоки, у тебя лицо хирурга, делающего сложную операцию, - ты даже головой качаешь, как бы говоря: "Что же вы, больной, довели себя до такого состояния! Но будете еще жить".
Однажды он вскинулся: "Да что же это мы! Пора устроить мозговой штурм и решить проблему денег. Не может быть, чтоб мы ее не решили. Соберемся, сядем. Подумаем вместе. Решим!". Милый, милый Гносеолог! Он уже решал с помощью мозгового штурма только одну проблему - добывания портвейна, стеклоочистительной жидкости и т.п.
О продаже книг первой заикнулась маленькая Агния: "Мама, а давай том "Индийской философии" перепишем и сдадим? Ты говорила: он такой дорогой...".
- Ну, а альбомы перерисуем и продадим, - хмыкнула я.
Тем не менее уже через день сложила в сумку всю античную серию и увезла в букинистический. Затем пришла очередь собраний сочинений (не тронули лишь русскую классику). Оглянуться не успели - альбомы начали продавать, самые любимые. Выживать-то надо. Слава, правда, говорил: "До свидания, альбомы, мы еще с вами встретимся!". И вот проели последний альбом!
- Беднотища, - вздохнула я.
- А Лев Толстой стыдился, что жил хорошо, - сразу ответил Слава.
Да я и сама, из Евангелия, получила ответы на вопросы, которые уже казались без ответа НАВЕК. Если ты такой умный, то почему такой бедный? А Христос сказал: "Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится...". Кто имеет ум, тому ум и добавится, талантливому - талант, а богатому - деньги.
В молодости сил было больше, я долгие годы - помимо библиотеки подрабатывала: то вела в Педагогическом институте старославянский, то принимала экзамены в Высшей школе милиции, но в основном - репетиторством. Помню, что даже после рождения Агнии у меня были ученики, то есть в 1985 году. Сажаю дитя на горшок, а сама вещаю: "Грушницкий отличается от Печорина, как мнимый больной отличается от настоящего"... Но после операции я резко сдала, и от учеников пришлось отказаться.
Конечно, иногда приходили гонорары. Семейство беззонтичных, мы тотчас раз! - всем покупали по зонту! Обувь. Жизнь буквально выхватывала у меня из рук деньги, едва они появлялись. Речь не шла о даче-машине - нам так мало нужно, но я много думала, где это "мало" взять.