— Коржи. Как вы собираетесь выживать на этой планете?! Вы же не видите, что завтра будет, креветки тупые.
— Ой, Вовочка, — тяжело выдохнула Фрида. — Но ведь они люди. Они должны сами решать, чего хотеть.
— Вы же их сейчас не оправдываете, Фрида Владимировна? — спросил Даута, кивнув на экран.
— Нет, конечно нет, — ответила она. — Но свобода воли! Человек без свободы — это не человек.
Даута повернулся всем телом в сторону Фриды.
— Знаете, что я об этом думаю? Я думаю, что свобода воли очень похожа на эволюцию. Только эволюция раскидывает во все стороны наши гены, а свобода воли во все стороны раскидывает нашу волю. Мысли наши разбрасывает. И коли уж мы соберемся бороться с таким расточительным подходом, то следует быть последовательными. Если без свободы воли нет человека, то нам нельзя оставаться людьми.
Фрида Владимировна нахмурилась и ничего не ответила. Она мудрая женщина. С мужчинами никогда не спорила.
Через месяц эта парочка оказалась в Женеве. С Лурасеевым встречались как заговорщики, на конспиративной квартире.
— Да, Серега, мы опасная компания, — говорил Даута с усмешкой. — Ты правильно осторожничаешь.
— Что вы дальше хотите делать? — замирая, спрашивал Лурасеев.
— Догадайся, — смеясь, отвечал Даута.
— Не уймешься?! Жили бы себе на пальмах где-нибудь спокойно.
— Нет, Серега. План «Б». Будем формировать общественный запрос, — говорил Даута. — У меня и деньги есть.
— Деньги… Да за тобой интерпол бегает. Награду назначили. Тебе не высунуться.
— Правильно. Поэтому давай-ка ты нас сложишь в саркофаг лет на пять. А как уляжется, разбудишь.
Лурасеев рассмеялся:
— Ты непрошибаемый, Вовка. Я тебе поражаюсь, — он вздохнул и стал серьезен. — Это ведь ты меня зажег. Вот это всё, что у меня есть — это всё, глядя на тебя. Ты огонь.
Деньги Даута оставил Лурасееву: вдруг что случится в анабиозе. Жалко, если пропадут. Двадцать миллиардов всё-таки. Лурасеев аж посерел, от такой суммы. Очень много.
— А ты думал, почему интерпол за нами бегает? По попке похлопать? Ха-ха. Вот на них и будем формировать общественное мнение. Держи пароли, хранитель.
На следующий день укладывались в саркофаги. Лурас сам укладывал, никому не доверил тайну. В зале прохладно. Стены кафельные, белые. Яркий свет с потолка. Вокруг ящички на колесиках с кнопочками и шлангами, какие-то клавиатуры на подставках, экранчики с бегающими циферками. Всё как игрушечное, пластмассовое, беленькое или оранжевое, веселых расцветок, надутенькое такое, с зализанными уголками. Что-то из угла тихо, успокаивающе пикает. Фрида уже в саркофаге, уже спит, накрытая крышкой. Даута расслабленно лежит в соседнем, в потолок смотрит, пока Лурас ему иглу в вену вводит.
— Не знаю, Вова, — сказал Лурасеев, включив жужжащий аппарат. — Я не уверен.
— В чем не уверен?
— Люди никогда не управляли природой и никогда не будут.
Даута, лежа в саркофаге, улыбнулся:
— По-одному, да — не будут. Но я верю, что люди сильны. Сильны вместе. Люди — это не креветки.
— А по-моему — креветки, — угрюмо сказал Лурас. — Ладно, спокойных снов.
И он включил второй жужжащий аппарат.