Откуда-то вынырнул ко мне Рошаль. «Что случилось, Василий Прохорович?» — «Не знаю, Залман Моисеевич». «Кончилось для подполковника фронтовое счастье», — сочувственно констатировал бас. Я выскочил в предбанник.
З. М. Рошаль (фото 1960 г.)
Быстро оделся, заспешил к выходу. В дверях столкнулся со связистом.
— Товарищ подполковник! Товарищ подполковник! — радостно затараторил он. — Немцев под Ростовом разбили. С узла связи звонил капитан Васильев. Вас вызывают к аппарату Бодо из штаба фронта.
Я метнулся к моечному отделению, рванул дверь и с порога гаркнул:
— Товарищи! Наши под Ростовом немцев разбили!
Загромыхали шайки, дружно зашлепали по воде босые ноги. Все бросились к своим валенкам и сверткам, будто предстояло незамедлительно преследовать отступавшего противника.
Д. М. Васильев (фото 1940 г.)
…На узле связи оживление. Все возбуждены переданным по радио из Москвы сообщением «В последний час». Ходят именинниками. А вот повторное сообщение:
«В результате предпринятого контрнаступления войсками Красной Армии на одном из южных направлений западнее Ростова-на-Дону в боях за 20–23 ноября 1941 года разгромлены немецкие 49-й горнострелковый корпус, дивизия СС „Викинг“ и 16-я танковая дивизия».
Долго стояли в ушах эти торжественные слова, вселявшие надежду и уверенность. Кто-то с облегчением обронил: «Началось!» И действительно началось. Через несколько дней после этого сообщения новая радость: войска 9-й и 56-й армий освободили Ростов. 10 декабря стало известно о взятии Тихвина. 11-го был освобожден Елец. Фронт пришел в движение.
И вот, наконец, главное: «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы. Поражение немецких войск на подступах к Москве».
Замелькали названия освобожденных городов: Яхрома… Солнечногорск… Истра… Михайлов… Епифань… Клин… Калинин…
21 декабря мы узнали о переходе в контрнаступление войск Ленинградского фронта.
* * *
Наша армия также начала перегруппировку сил. Теперь в ее состав входили пять стрелковых дивизий, три танковых и двенадцать лыжных батальонов. В разгар подготовки к наступлению нам пришлось расстаться с членом Военного совета Иваном Васильевичем Зуевым. Вечером 13 декабря его вызвали в Военный совет фронта. Иван Васильевич находился в одном из соединений, и мы передали ему распоряжение генерал-лейтенанта Богаткина поздно ночью.
Зуева назначили на должность члена Военного совета в 4-ю армию Волховского фронта. 16 декабря часов в девять утра мы собрались возле штаба, чтобы проводить своего комиссара, с которым прошли тяжелый военный путь и пережили вместе немало горьких минут. Все поздравляли Ивана Васильевича с новым назначением: 4-я армия в то время вела активные бои под Киришами. «Ничего, — говорил Зуев, — вам тоже ждать осталось недолго…» Он тепло попрощался с каждым, долго жал руку начальнику штаба армии генералу Шлемину:
— Ну, Иван Тимофеевич, спасибо вам, как говорится, за службу и за дружбу, надеюсь, дороги войны еще сведут нас…
Потом Зуев подошел к Морозову. Они крепко обнялись и расцеловались.
Медленно тронулась машина. Иван Васильевич долго смотрел в нашу сторону, махал рукой, пока машина не скрылась за поворотом. Кто мог подумать, что тем ранним декабрьским утром мы навсегда простились с нашим любимым комиссаром.
Во второй половине декабря командный пункт армии переместился в Гостевщину. В Семеновщину перешел штаб одного из стрелковых полков. 25 декабря штабу армии приказали передислоцироваться в направлении станции Крестцы и оборудовать командный пункт в Кушеверах. Стало ясно, армия готовится наступать на Старую Руссу.
Несмотря на энтузиазм и горячее желание всего личного состава обеспечить бесперебойную связь в предстоящих наступательных боях, сделать нам удалось далеко не все. По-прежнему не хватало командных кадров, ощущалась острая нужда в радистах и телеграфистах. Недоставало средств связи.
Наступательные бои за овладение Старой Руссой начались в январе 1942 года. Одновременно 180-я и 254-я стрелковые дивизии продолжали окружать и уничтожать 290-ю немецкую пехотную дивизию в районе Парфино. Войскам 11-й армии, действовавшим на правом крыле Северо-Западного фронта, совместно с войсками Волховского фронта предстояло разгромить группу «Север». Нашей армии после освобождения Старой Руссы ставилась задача нанести удар в направлении Сольцы, Дно и, действуя с войсками Волховского фронта, уничтожить новгородскую группу гитлеровцев. Таков был общий замысел наступательной операции.
В ночь на 8 января по бездорожью, в сильную метель войска армии совершили 25–35-километровый марш-маневр в направлении озера Табачное. Связь с войсками решили поддерживать по осевой кабельно-шестовой линии. Чтобы скрыть наш маневр от противника, было запрещено пользоваться радиосвязью.
Стояли сильные морозы с метелями. Снежный покров в отдельных местах достигал полутора метров. Солдаты, расчищая заносы, по пояс утопали в снегу, продирались сквозь заболоченное редколесье, выбиваясь из сил, петляли между обширных незамерзающих болот. Вслед за передовыми подразделениями двигались связисты 38-й отдельной кабельно-шестовой роты старшего лейтенанта Исаченкова. Они прокладывали осевое направление. Ветер крепчал с каждым часом. Не выдержали, стали ломаться один за другим шесты. Пришлось перейти на полевой кабель. Тут снова возникло непредвиденное осложнение. Метель быстро заносила следы передовых подразделений, а проложенный кабель не везде был покрыт снегом и стал служить указателем дороги для идущих сзади частей, особенно для обозов. Пытаясь разыскать засыпанный снегом кабель, повозки то и дело обрывали его. Из-за этого, несмотря на усилия линейных надсмотрщиков, самоотверженно работавших на линии день и ночь, проводная связь работала с большими перебоями. Особенно тяжело было поддерживать ее с лыжными батальонами. Тут нас выручали только связные.
После марш-маневра разрешено было перейти на радио. Таиться теперь было бессмысленно: с установлением летной погоды воздушная разведка противника обнаружила передвижение наших войск.
* * *
К началу наступления в Лажинах был организован вспомогательный пункт управления (ВПУ), а если сказать точнее — оперативная группа армии, возглавляемая командармом. 15 января ВПУ переместился из Лажин в район озера Табачное. Отсюда мы имели проводную связь со всеми дивизиями, а командный пункт сообщался с дивизиями только через нас, по единственной двухпроводной шестовой линии. Естественно, что в этой ситуации одного телеграфного и одного телефонного каналов было недостаточно.
Вызываю помощника начальника отделения полевой связи техника-интенданта 1 ранга Шаповала.
— Что будем делать, Родион Ильич? Резервных кабельно-шестовых средств нет, а нагрузка на линию все увеличивается…
— Да и рискованно сидеть на одной линии, — соглашается Шаповал.
— Вот и давайте заменим шестовку постоянной линией.
— Куда бы лучше, да ведь нет столбов, товарищ подполковник. Кругом вон какой пейзаж…
Техник-интендант был, безусловно, прав. Кругом, насколько видит глаз, лежало открытое поле, изредка кое-где торчали небольшие кусты, занесенные снегом, а западнее простиралось схваченное крепким льдом озеро.
— Вот что, дорогой Родион Ильич, бери-ка ты обе телеграфно-строительные роты, езжай в Лажины и Кушеверы, облюбуй там подходящие сараи и бесхозные дома — вот тебе и столбы.
До войны Шаповал работал на Украине начальником линейно-технического узла в системе НКС. Человек он был исключительно добросовестный, дисциплинированный, но сугубо штатский по натуре. Больше всего Родион Ильич любил вспоминать свою довоенную жизнь. Если слушатели попадались внимательные, он вытаскивал из кармана гимнастерки конверт, потом извлекал оттуда фотографии жены и детей и с гордостью показывал их окружающим. К опасностям фронтовой жизни он привык сразу, а вот быт военного времени осваивал туговато. На этот раз Шаповала тоже будто удивило мое распоряжение.