Немцы пытались ввести нас в заблуждение, грузили в дневное время на платформы танки и самоходные орудия, распространяли слухи, будто бронетанковые части спешно перебрасываются на берлинское направление. Наше командование разгадало замысел противника и правильно оценило сложившуюся на фронте обстановку. Командующий 3-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза Федор Иванович Толбухин точно определил главное направление удара гитлеровцев. Ставя задачу генералу Трофименко, он сказал: «Немцы наверняка выберут кратчайший путь к Дунаю». И здесь, севернее озера Балатон, на участке фронта шириной 83 километра оборону заняли 4-я гвардейская, 26-я и 27-я армии (не считая отдельных соединений). Южнее Балатона на участке фронта шириной более 200 километров действовали наша 57-я и 1-я Болгарская армии.
Таким образом, на наиболее угрожаемом направлении была создана наибольшая плотность войск и боевой техники.
6 марта противник атаковал части 26-й армии, действовавшей в первом эшелоне. Войска 27-й армии продолжали укреплять оборонительные сооружения, находясь в полной боевой готовности. Бои между озерами Веленце и Балатон приняли ожесточенный характер. Только на первую полосу гитлеровцы бросили более 300 танков и штурмовых орудий, но прорвать главную полосу обороны им не удалось. Наша 3-я гвардейская воздушнодесантная дивизия была переброшена на стык 4-й гвардейской и 26-й армий в район озера Веленце. Максимальное продвижение неприятеля в первый день наступления составило не более 3–4 километров.
7 марта немецко-фашистские войска подошли ко второму оборонительному рубежу, занимаемому войсками 27-й армии. Завязались тяжелые оборонительные бои. Войска армии прочно держали свои рубежи. Несмотря на ввод в бой значительных танковых сил, противнику не удалось осуществить план быстрого продвижения к Дунаю.
В самый разгар боя управление тыла армии переправили на левый берег Дуная. Тут же последовал приказ начальника штаба армии оставить в отделах штаба минимальное количество офицеров, а остальных отправить за Дунай.
Это распоряжение удивило многих офицеров. А я просто не мог понять, как можно в таких условиях отправлять за Дунай связистов, обеспечивавших управление войсками?
Звоню начальнику оперативного отдела подполковнику В. А. Игнатенко.
— Виктор Антонович! Вы тоже отправляете своих офицеров за Дунай?
— Ничего не поделаешь, Василий Прохорович. Приходится. Приказ. Хотя думаю, делается это без санкции командующего. С начальником штаба говорить бесполезно, категорически требует освободить штаб от лишних офицеров.
В. А. Игнатенко (фото 1963 г.)
— Кто же лишний, Виктор Антонович?
— Это уж решайте сами, Василий Прохорович.
— Придется выполнять…
Большинство офицеров проводной связи обеспечивали надежную работу линий и находились на КИПах. Инженер-подполковник Гринченко занимался резервным имуществом, подбрасывая его по мере необходимости в войска. Да и не таков был Алексей Алексеевич, чтобы его можно было в разгар жестокого сражения спровадить на безопасный берег. Аверьянов — в войсках… Попович — со мной… Отправил за Дунай отделение снабжения и ремонта да канцелярию отдела.
А. А. Гринченко (фото 1945 г.)
9 марта в результате многократных танковых атак, в ходе которых противник бросал по 50–60 танков на километр фронта, ему удалось ценою исключительно тяжелых потерь в живой силе и технике вклиниться в оборону 1-го гвардейского укрепрайона, входившего в состав 35-го гвардейского стрелкового корпуса. Не добившись большего, гитлеровцы произвели перегруппировку сил. Наша армия тоже была усилена 18-м и 23-м танковыми корпусами.
В течение 10 и 11 марта немцы продолжали атаку позиций 35-го корпуса. Части и соединения армии с величайшим напряжением сдерживали, отбивали и истребляли танковые полчища врага. Сосредоточив на направлении главного удара около 450 танков и штурмовых орудий, фашисты вышли западнее канала Шарвиз в район Шимонторниа.
Земля гудела от разрывов снарядов. Рев моторов и скрежет гусениц будто навеки похоронили тишину. Черным дымом заволокло горизонт. Кострами чадили подожженные немецкие танки и самоходки, а враг продолжал отчаянные, порой истерические атаки, пытаясь сбросить наши войска в Дунай.
Мы знали примерно силы противника, понимали, что он еще не добит и будет сопротивляться, но уже виден был конец войны, и никто не предполагал, что еще предстоит такое жестокое сражение. Бойцы буквально вгрызлись в землю, отчаянно бились за каждый метр, за каждый окопчик. Докрасна накалялись стволы пулеметов, артиллеристы выкатывали орудия на открытые позиции и вели огонь прямой наводкой, Подбитые танки отстреливались до последнего снаряда… Раненые не покидали поля боя. 27-я армия стояла насмерть.
Исключительно важную роль в подъеме боевого духа наших солдат сыграло в те дни обращение Военного совета 3-го Украинского фронта, адресованное Военному совету 27-й армии:
«В ожесточенных шестидневных боях против 9 танковых дивизий, одной мотодивизии, 15 пехотных дивизий вверенные вам войска с величайшей стойкостью отстояли, не позволили противнику сломить нашу оборону и нанесли ему исключительные потери.
Враг уже испытывает острый недостаток в горючем.
Необходимо еще 4–5 дней такой же беспримерной стойкости и упорства, и очередная авантюра противника будет сорвана, а его танковая группа будет разгромлена».
Боевые листки, листовки-«молнии» с грифом «Передать по цепи» распространяли это обращение Военного совета фронта среди солдат, звали их к стойкости, мужеству. И армия продолжала отбиваться, уничтожая озверевших фашистов и их боевую технику. Один из стрелковых взводов был атакован немецкими танками. Младший лейтенант Киселев со связкой гранат бросился под гусеницы головной машины. Через два часа всю армию облетела листовка с предсмертными словами героя: «Они хотят прорваться, но этого не будет!»
В это время мы перехватили радиограмму: «Наступление приостановлено сильным огнем русских. Прошу артиллерию, танки и авиацию».
13 марта особенно тяжелые бои разгорелись на участке 458-го полка 78-й стрелковой дивизии. Враг любой ценой решил сбить полк с позиций. Атака следовала за атакой. Гитлеровцы наседали, а ряды защитников оборонительного рубежа таяли. В контратаку поднялись все, кто мог держать оружие. Еще одна атака отбита. Радист Волков вытащил с поля боя своего товарища Петра Иванова. Уложив друга в воронку, расстегнул на нем гимнастерку — грудь Иванова в нескольких местах пробита пулями, он уже не дышит. И снова наседают гитлеровцы. Они уже бегут к позициям полка. Волков первый поднимается в контратаку и с криком: «Вот вам, гады, за Петькину смерть!» — почти в упор расстреливает немцев из автомата. Снова гремит «ура». Еще одна атака отбита. Волков возвращается к радиостанции, связь полка со штабом дивизии работает без перебоев.
Отважно проявили себя в бою связисты 1-го гвардейского механизированного корпуса. Гвардии старший сержант Богданов под сильным артиллерийским и минометным огнем противника устранил 15 порывов на линии и в течение суток обеспечивал надежную связь. Гвардии сержант Запалов и рядовой Гаврилов при прокладке линии были ранены, но не ушли с поля боя, пока не выполнили задание.
В ночь на 14 марта разрыв мины нарушил телефонную связь с одним из подразделений самоходного артиллерийского полка 207-й самоходной артиллерийской бригады. В темную ночь, под непрекращающимся огнем противника на линию вышел ефрейтор Сальников. Он двигался, не выпуская из рук кабель. Порыв обнаружен, но другого конца поблизости нет… Как найти его в непроглядной темноте? Фонарем пользоваться нельзя, даже спичку не засветишь — сразу накроют минометным залпом. Ефрейтор снял гимнастерку, затем нательную рубашку и привязал ее к кабелю. Рубашку в темноте все-таки видно. Метрах в десяти Сальников нашел другой конец кабеля и, быстро устранив повреждение, восстановил связь с подразделением.