— Пока исключено, но я поговорю с ней, — надежда на то, чтобы услышать её голос тихо заплескалась под грудиной. — А вот и она. Знакомьтесь, Надя.
Сидевшая на диване девушка слабо улыбнулась и вежливо поднялась, приветствуя моих гостей.
— Сидите-сидите, — мужчина тоже ей улыбнулся и протянул ладонь для делового рукопожатия. — Я Барковских Юрий Александрович. Психотерапевт. Не пугайтесь, — тут же успокоил её мужчина, заметив всплеск эмоций. — Я совершенно случайно услышал от Антона вашу проблему и немного заинтересовался ей. Скажите, последствием чего стала подобная дисфункция?
Зря, на этот вопрос даже я ещё не получил ответа, и глядя на Надю понял, что и ему ничего не светит.
— Хорошо тогда спрошу более абстрактно — это следствие стресса или физической травмы?
Надя показала один палец — первый вариант.
— Вы наблюдались у врачей?
Мотнула головой.
— А хотели бы?
Та же реакция.
— Я бы советовал вам не отказываться от лечения, — покачал головой Барковских. — Вы вполне можете искоренить данный недуг.
Белка хмуро и упрямо смотрела на него и этот язык тела я тоже с успехом разгадал. Она не желает и совсем не по причине ущербности или здоровья.
— Оставьте нам номер своего телефона, — вмешался я. — Если Надя вдруг надумает, то мы обязательно свяжемся с вами.
— Буду ждать звонка, — кивнул мужчина и отошёл от дивана. — Я вернусь к машине, — и окинув всех прощальным взором, удалился.
Оставшись втроём, переглянулись. Ирина выдохнула и направилась к девушке. Придвинула ближе журнальный столик и села на него. Меня всегда бесило, когда она так делала.
— Привет, ещё раз. Ирина. О том, что я жена Антона, думаю он тебе уже сказал.
— Бывшая жена, — подчеркнул настойчивее.
— Ну да… Я — детский хирург, но анатомии взрослого и младенца не слишком разняться. Я осмотрю тебя, хорошо? — и покосилась на меня. — Ты тоже не мог бы выйти?
— Почему это? — тут же напрягся я от мысли, что оставлю Надю одну, словно рядом не моя бывшая жена, а сущее зло.
— А почему нет? — вскинулась в ответ Ирина. — Ты её муж? Брат? Или может отец?
— Нет, — смущенно мотнул головой.
— Вот потому и выйди. Не нарушая конфиденциальность между пациентом и лечащим врачом.
Сказала, как отрезала, но тело всё равно не подчинялось. Посмотрел на хмурую Белку и заметил едва заметный кивок. Опять кивок! Твою мать! Ну что она ещё может сделать, ведь говорить не дано?! Будь проклята эта немота!
— Я в кухне, если что зовите, — уронил огорчённо и покинул гостиную.
Рост раздражения и беспокойства накрыл уже между плитой и столом, пока варил себе кофе в турке. По сути, даже я не в курсе всей предыстории и в итоге полон догадок и недоверия к ней, а тут моя бывшая и врач со своими правовыми кодексами врачебной этики. Нет, на меня плохо она вряд ли подумает, но вполне может подсуетиться в ментовке.
Отпил темную жидкость и слегка обжёг язык. Чёрт! Год живу без баб и всё было тип-топ, а теперь снова "Здрасьте-приехали!". Отставил чашку в сторону и осторожно вышел из кухни. Лучше слышать о чём идёт речь и потом прижать благоверную отдельно.
— У тебя ушиб селезёнки, — слышал голос жены. — Несильный, но лечения требует. — Кости вроде целы. Ты что-нибудь принимаешь? — Только стук клавиш в тишине. — Я напишу тебе два хороших средства. Обязательно пропей курс до конца. Ещё мазь от гематом. Чтобы поскорее рассасывались…
Повисла длинная пауза, отчего едва не выдал себя шевелением ушей.
— Надя… Как врач и всё же бывшая жена Антона, настаиваю на том, чтобы ты всё же обратилась в полицию. Я хорошо знаю мужа. Он не способен причинить девушке вред, но способен вляпаться в очередную опасную историю. Я прошу тебя, у него есть дочь, которой нужен отец. Не впутывай его. Давай, запротоколируем побои, и ты сможешь обратиться в правовую защиту для женщин, подвергшихся насилию. Я помогу тебе.
Снова пауза и звук клавиш.
— Надя, кого ты пытаешься обмануть? Думаешь, я старых травм не заметила?! Неправильно сросшаяся лучевая кость левой руки, деформация скуловой кости, травмы ушных раковин, рассечка на брови! Это лишь часть того что увидела. Тебя не раз истязали. Не хочу думать даже как именно. Кто? Муж? Парень?
Здесь едва не сломал слух, дожидаясь дальнейших фраз, но опять тишина — долгая и изматывающая. Звук клавиш, и тяжелый выдох.
— Прятаться вечно — такое себе занятие. Ты лишаешь себя и дочь полноценной жизни, укрываясь вот так, где придётся, и кто даст кров. На любое беззаконье всегда есть управа.