Предисловие
Полабские славяне исчезли с исторического поприща, не дождавшись своего народного дееписателя. Изложением их истории занялись писатели, прадеды которых способствовали главным образом истреблению этой ветви западных славян, наводнили славянскую землю своими поселениями и, внесши в славянские края свой язык, свои обычаи, основали на славянской почве новые государства, пропитанные и в настоящую пору по отношению к славянам тем же духом, которому они обязаны своим возникновением, развитием и могуществом. Вследствие сего труды немецких писателей по этому предмету являются как бы только историческим оправданием совершенного завоевания. Несмотря на всю добросовестность и объективность немецких писателей, история западных славян выходит из-под их пера вовсе не такою беспристрастной, как они воображают: они представляют ее только с одной стороны, а именно со стороны постепенного водворения в славянских землях немецкого господства. Как Титмар и Гельмольд говорят в своих летописях преимущественно о распространении христианства, служившего, как известно, орудием онемечивания, точно так же Гизебрехт и Дройзен смотрят, их же преемники будут, несомненно, смотреть на земли полабских славян как на поле, на котором, по их мнению, так блистательно обнаружилось превосходство немецкой цивилизации над славянской. Эта односторонность мешает правильному взгляду, она мешает раскрыть настоящий смысл истории этой славянской ветви. Пора соплеменным славянам заняться этим предметом! Ободренные примером Гильфердинга и его трудами по истории балтийских славян, мы решились ступить на путь, проложенный уже нашим ученым предшественником. Представляем на суд читателя одну часть наших исследований истории четырехсотлетней борьбы с немцами, которую мы осмеливаемся считать продолжением не оконченного еще труда Гильфердинга. Мы изложили внешние события, намереваясь в следующей за сим части дать очерк внутренней жизни и устройства полабских славян. Предмет нашего изложения составляют главным образом судьбы двух передовых народов, бодричей (ободритов. – Ред.) и лютичей, так как их история составляет род замкнутого целого, вовсе не связанного тесно с историей сопредельных сербов лужицких и поморян.
А.П.
Варшава, 20 апреля 1871 г.
Глава I
Пределы распространения полабских славян
Известия Адама Бременского и Гельмольда служат главным основанием в определении границ, до которых распространялись ветви полабских славян. Достоверность указаний обоих источников не подвергалась доселе сомнению со стороны исторических исследователей. Мы имеем в виду ту черту, которая разграничивала самый крайний славянский народ от примыкавших к нему ближайших соседей, каковы на севере и северо-западе датчане и саксы.
Адам Бременский помещает в рассказе о датском походе Генриха I 934 г. известие[1], не встречаемое у современных или близких к этой эпохе летописцев[2]. Опираясь на устное предание[3], он говорит, что упомянутый король, воюя с Гормом, дошел до Шлезвига, основал в этом городе колонию и устроил Шлезвигскую марку, которая составляла последнюю, выдвинувшуюся на север окраину немецкого государства[4]. Полоса земли между Шлеею, Треною и Эйдорою получила саксонское население. Что указанное пространство, притом в размерах, еще более широких, было древним достоянием саксонского народа, предполагает это и Гельмольд[5].
Если обратим еще внимание на очертание границ славянского народа вагров, сделанное Адамом Бременским, а именно что вагры распространялись к северу до реки Свентины, впадающей в Кильский залив[6], то нетрудно будет понять, что последними пунктами, до которого простирались славянские поселения, считаются устье реки Свентины и город Киль[7].
Одно из известий Гельмольда давало историкам повод предполагать, что окрестности Киля были в самом деле последним уголком вагрской земли. На восток от Киля[8] и на север до Шлезвига, говорит Гельмольд, тянется обширная пустыня, заросшая густым, непроходимым лесом. Такие лесные пустоши, никем не обитаемые, считались, наравне с горами, твердой и определенной границей[9]. За так называемым Датским лесом (Danischer Wahld) была, по господствующему доселе мнению, земля англов, входившая в состав Датского государства[10].
1
М. Adami. Gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum. Monumenta Germaniae historica ed. Pertz. SS. IX. I. 59.
4
Dahlmann. Geschichte von Dänemark. Hamb. 1840. I. 70 приписывает учреждение марки уже Карлу Великому. То же говорит и Гизебрехт (Geschichte dor deutschen Kaiserzeit. B Aufl. 1863 I. 234) о восстановлении прежних пределов.
5
Helmoldi presbyteri Chronica Slavorum. Bertz. Школь. изд. I. 12 называет даже Старгард (Aldenburg) крайним пределом славянских земель, хотя выражение его «Starigard civitas… est terminus Sclaviae» должно, собственно, обозначать всю страну вагров.
6
Adam Br. II. 156 usque in ipsum flumen Znentinam, per quem limes Saxoniae usque in pelagus Scythicum et mare, quod vocant Orientale, delabitur.
7
9
Einhardi. Vita Karoli М. М. G. II. 7 о границах между франками и саксами: Suberant et causae, quae cotidie pacem conturbare poterant, termini videlicet nostri et illorum paene ubique in pleno contigui, praeter pauca loca, in quibus
10
Dahlmann. G. v. Danem. 1. 70 очень справедливо предполагает, что полуостров Свансен не входил в состав Датской марки.