— Давай.
— Только, ты же знаешь, как я люблю. — И Дима сурово прогнусавил: — Без косяков. И строгое соблюдение сроков. За деньги я спрошу. Страшней меня не будет, всасываешь, что я говорю?
— Еще бы.
Дима нетвердой от радости рукой цапнул со стола Эбергарда салатовую бумажку для заметок и вывел «20 %», просипел, преодолев подрагивающую предвкушающую запинку:
— Откатишь?
Эбергард отобрал у Димы Кирилловича ручку и жирно переправил в «50 %».
— Даже так? Ну что ж — партнеры! — и произвел горячее рукопожатие. — Всё заприкину и перезвоню. Давай как-нибудь пообедаем, только возле меня, в центре, а то до вас телепаться…
— Извини, Дим, мне тут надо…
— Это мне пора, — Дима охнул, увидев часы, и с некоторой небрежностью осведомился: — Слушай, у тебя машина не свободна? Павлик не добросит меня до метро?
— Нет.
— А через час? Может, я подожду? — Дима Кириллович неожиданно похлопал Эбергарда по плечу.
Ты так не переживай из-за своих там личных ситуаций… Нет непокупаемых ситуаций. Есть вопрос цены!
Опаздывал в префектуру — монстр не вызывает, делать нечего; дольше обычного спал и посреди мук обидного утреннего просыпания (оттого, что чешется голова, сбилась подушка, кто-то дышит в лицо) понимал: хочу жить один, следом понимал: хочу домой, к дочери и так сильно, что хоть вставай, одевайся и иди под редким осенним солнцем, переступая заледеневшие лужи, как в детстве — «хочу домой»; над тарелками и чашками завтрака что-то утреннее из этого проступило на его лице, и Улрике забрала свою чашку и ушла в комнату — такое молчание за столом не согласовывалось с ее представлением о торжестве взаимной любви.
Всегда и сейчас — что Эбергард искал в дочери? Понимания. И не мог сказать: «ничего не понимала», «ничего не хотела изменить», а лишь «ничего не могла». В самом начале, когда он побеждал, вернул себе интерес к будущему времени, выбросив из жизни заржавевшую, изношенную женщину, Эрна ответила ему на вечернее «Как настроение?» — «Каждый вечер кажется, что кто-то должен еще прийти. Но никто не приходит. Возвращайся»; он так быстро стер, замазал, зарастил, завалил спешно купленным дочери новым мобильником это сообщение, что вспомнить не мог, точкой оно заканчивалось или восклицательным знаком. И тогда же, в первые недели, месяцы (дочери казалось: мама и папа просто живут раздельно, папа много работает, ремонтирует новую квартиру — хотя никто не знает, что ей казалось самой, а что вбивала, впрыскивала под кожу и втирала в виски ее Сигилд, но что бы ни казалось — вырастет и забудет) — Эбергард забирал ее из дома покататься со снежной горы, — не до конца еще забравшись в машину, валенки торчали снаружи, Эрна вдруг выпалила:
— Почему вы с мамой так редко видитесь?
Хорошо подготовила Сигилд! Эбергард показал на затылок водителя Павла Валентиновича: потом…
Черным вечером они пять раз скатились с горы, и внизу неожиданно Эрна опять спросила: почему?
Он сказал, достал давно припасенное, как подарок. Что кончилась любовь. Мы будем жить в разных домах. Но ты — наша дочь, ты всегда будешь с нами. Мама не останется одна, я надеюсь, у нее появится другой муж. Он не сказал только: у меня есть Улрике, помнишь, много лет назад я принес тебе в подарок фею с золотыми крыльями и с волшебной палочкой — это тебе подарила Улрике.
Я так не хочу, сообщила Эрна.
Мама будет счастлива, а со мной она несчастлива. Я не буду ее мужем. Но всегда буду твоим папой.
Не хочу так, хочу, чтоб ты был и муж. Я не хочу, чтобы родители в разводе. Эрна сняла варежку и вытерла слезу. Кто-то в классе, видно, пояснил ей, что происходит, когда родители договариваются пожить какое-то время раздельно и чем всё это обычно кончается.
Он сидел на корточках перед Эрной, но смотрел ей в живот. Вы не можете помириться? Нет. Ты бы подошел в Прощеное воскресенье и попросил прощения (это он ей рассказывал про Прощеное воскресенье!). Тут никто не виноват. А если я приведу ее к тебе, вы помиритесь? Я не виноват. Но кто-то же сказал первый: давай жить раздельно? Мы оба. Ты будешь жить у меня и у мамы по очереди. Но я так не хочу — по очереди.
Тогда будешь всегда у мамы, а я буду встречаться с тобой каждые выходные. И так я не хочу.
Всё будет хорошо.
— Но вы даже не разговариваете! — как-то взросло воскликнула Эрна, и он не выдержал, схватил за заплакавшие плечи и закричал: мы еще будем разговаривать, будем встречаться, проводить вместе праздники, вместе летать на разные моря, в красивые города и всё там смотреть!