— Хотя, может быть, заеду сперва на работу. Ну и что, что выходной — наверняка там весь состав сегодня соберётся ждать нового руководства, — будто не слыша доводов друга, Сергей вслух продолжает свои рассуждения.
— Ладно, езжай. Только по дороге позавтракай где-нибудь, кофейку двойную дозу и про жвачку не забудь.
Сергей уезжает, обещая оставаться на связи, а Стас, так и не найдя чем заняться, валится на диван и закуривает, выдыхая дым в потолок. Что он скажет Шнаю при встрече? Повинится, что недооценивал его, или же напротив — пожурит за необдуманный риск? А что скажет ему Шнай? Поблагодарит за спасение или проклянёт за него же? Зная Шная, второе кажется наиболее вероятным. А может он просто спросит: “Зачем ты пришёл?”. И будет прав. Ведь когда Шнай оправлялся после попытки свести счёты с жизнью, когда, сначала нажираясь таблетками с коньяком, а после замерзая на крыше, вспоминал о нём — а он вспоминал, он сам рассказывал, — Стаса рядом не было. Инцидент с аварией под Берёзками поставил точку в их отношениях, внезапную и циничную. А тот импульсивный поцелуй в машине у подъезда... Стас и дня с тех пор не прожил, не пожалев о своём поступке. Фактически он дал Шнаю надежду, хотя ничего такого не имел в виду. Некрасиво вышло. Но прошедшая ночь стала настоящим торжеством некрасивости. И если после всего пережитого он придёт к Шнаю в больницу с намёками на затасканное “давай дадим друг другу ещё один шанс”, не будет ли это выглядеть всего лишь жалким жестом отчаяния? У Шная, оказывается, тоже есть гордость, просто она слишком долго пряталась. Этой нелепой ночной вылазкой он доказал свою человеческую состоятельность, и теперь уже никто не сможет обвинить его в бесполезности, но разве так заслуживают любовь? Просто взять и выключить прошлое, резкo дёрнув за рубильник — можно. Для надёжности можно ещё и сам рубильник сломать, и лампочку разбить вдребезги, и повырывать из стен проводку — убить свет можно. И Стас это сделал. Их со Шнаем отношения заперты в тёмной кладовке, в коморке, где единственная лампочка разбита, а из стен торчат перегрызенные провода. Света больше нет и ему неоткуда взяться. Нельзя просто притвориться, что вот теперь оно будет как раньше. Сперва нужно вкрутить новую лампочку, поменять проводку и починить рубильник. А потом войти в уже светлую кладовую и отыскать там свои отношения. Они валяются в одном из пыльных углов, зачерствевшие и овитые паутиной. Нет, Шнай не примет его обратно.
Под потолком дачного домика сгущается дымовая завеса. Лёжа на спине, парень наблюдает за передвижениями сизых клубов, гонимых вездесущими сквозняками. Глаза слипаются, и Стас едва успевает затушить сигарету, прежде чем задремать. Полноценно отдохнуть не получается — как это обычно бывает на волне сильного нервного напряжения, видения проникают в голову рваными фрагментами, оставляя сознанию лазейки для бегства из сна. Сон и явь смешиваются, и происходящее в голове начинает напоминать просмотр абсурдного фильма с комментированием увиденного: фильм — это сон, а комментарии — голос здравого смысла. Стасу снится Фрау, точнее её жалкое тело, беспомощно распластавшееся в центре чёрной пентаграммы. Толстуха валяется в стороне, а Пауль побежал за малым. Всё так и было. Стоп, разве такое возможно? Разве прошлое нам снится? Есть вообще люди, видевшие во сне реальные события былого в мельчайших подробностях? Это называется воспоминания, а сны так не работают, у них другой механизм. Подкидывая для затравки хорошо знакомые картинки, они модифицируют их, изменяя до неузнаваемости. Картинки в голове Стаса тоже поддаются трансформации: и Пауль, и сатанисты куда-то исчезают, а Фрау вдруг встаёт с бетонного пола. Она — как новенькая: ни коленки не побиты, ни даже макияж не потёк, а шанелевский костюмчик будто только что из магазина. Встаёт и идёт к опешившему Стасу, цокая крепкими каблуками и хитро улыбаясь. Подходит вплотную, а потом и... через. Проходит сквозь него, словно привидение, не оставив за собой ни свежего шлейфа “Марины”, даже воздух не поколебав. Будто Стас — это пустое место, будто его и нет. Парень смотрит вслед удаляющейся фигуре — пройдя сквозь стены, она исчезает во тьме слякотного пустыря, а потом... Гаснет свет. Все четыре свечи одномоментно задувает невесть откуда налетевшим ветром, и парень остаётся в абсолютной темноте и в полном одиночестве. Ему пусто и холодно. Он открывает глаза.
В гостиной дачи тепло — радиатор пашет на всю, и очень светло — из незанавешенных окон жёлтый утренний свет льётся в комнату, как из ушата. Спохватившись, парень смотрит на часы: он продремал двенадцать минут. И перепугался до полусмерти. А если и впрямь это он для Шная теперь пустое место, а не наоборот? В груди противненько ёкает — это задетая гордость, а ещё страх. Выздоравливай, Шнай, разговор есть.
Стас не сразу замечает, что его телефон звонит. Дело в зарядке — аккумулятор на последнем издыхании, и аппарат, пораскинув своими электронными мозгами, отключил звук рингтона, чтобы продлить жизнь батарее ещё хотя бы на пару минут. Обнаружив всего одно истерично мигающее деление в углу экрана, Стас сперва врубает провод зарядки одним разъёмом в аппарат, а другим — в розетку, и уже потом принимает вызов. Звонит Серёга.
— Ты как? Нормально добрался? — первым вставляет фразу Стас, хотя и по правилам этикета, и по законам здравого смысла начать говорить должен тот, кто звонит.
— А? Что? Да! Я на работе! Я тебе вот чего звоню!
Серёга как-то слишком бодр. Наверное, это неплохо? От друга Стас узнаёт сногсшибательные новости: из Москвы сообщили, что Кречетов уже там и планирует покинуть страну. Якобы, удалось отследить покупку билета до Цюриха на его имя. Самолёт вылетает вечером, но задержать генерала пока не могут: во-первых, неизвестно его точное местонахождение, во-вторых, для выписки постановления на арест нужны юридические основания. Человека в таком чине задержать без предъявления обвинений не осмелятся. В Швейцарии генерала уже ждёт его семья, а в ФСБ опасаются, что если недокандидат в губернаторы узнает о подготовке его ареста, то наймёт частный борт вместо регулярного рейса и скроется там, откуда выдачи нет. Стас было обрадовался: значит, ставка на список сработала. Но друг поспешил его разочаровать: обвинения готовят не по уголовным делам — информация по списку и последовавшему за его разглашением флэшмобу требует проверки, а учитывая количество новых сведений, проверка займёт много времени. Генералу грозит обвинение в коррупции. Тут же всплыли его зарубежные счета, будто бы что-то мешало вскрыть их наличие раньше, всплыли на поверхность схемы, по которым компании, зарегистрированные на имя его жены, выигрывали все муниципальные тендеры, а также руководители самых крупных предприятий готовы покаяться в тесном коррупционном сотрудничестве с опальным силовиком. Но всё это не имеет никакого значения, пока Кречетов в бегах. Его ищут, но никто не может дать гарантий, что найдут — слишком много подобных примеров уже сгинуло в анналах новейшей истории страны.
— В Швейцарию намылился, падла. Интересно, почему не в Лондон? Туда же и самолёты почаще летают... — бормочет в трубку Стас, обращаясь скорее в никуда, чем к собеседнику. — Извини, Серёг, у меня звонок по второй линии. Дай знать сразу, как появятся новости, давай, пока! Алло, Оль? — переключившись на вторую линию, Стас резко дёргает рукой, как невротик в припадке. В груди подпрыгнуло от волнения — из больницы звонят! Провод зарядки выскакивает из телефона, и его приходится судорожно запихивать обратно, пока аппарат не отключился. — Скажи, как Шнай? Обследование уже закончилось?
У подруги — а после полугода совместной работы Стас готов перевести Ольгу из категории коллег в категорию друзей — много новостей. Интересно, она вообще спала? Изнывая от переживаний и одиночества, бедняга караулила дежурного врача всю ночь, и наконец их разговор состоялся. Стас с жутким волнением выслушивает весь перечень Шнаевских новоявленных болячек — их много, они неприятны, но не смертельны. Он ещё долго треплется с Олей о том, о сём, обсуждает ситуацию вокруг Управления, но мыслями парень уже далеко. Шнай жив, он выкарабкается, рано или поздно он окончательно придёт в себя. И тогда они поговорят.
Решив, что и дальше хандрить на даче, накручивая себя и прозябая без дела, становится уже просто неприлично, Стас вновь садится за руль. Лучше уж прозябать без дела в офисе.