Теперь, будучи абсолютно нагой, она опирается на грязные мраморные перила и окидывает дворик жадным, ищущим взглядом. Предчувствие не подвело: у основания лестницы стоит он. Зачарованно смотрит на кровавую Диану, та простирает руки для благоволительного приветствия и обнаруживает их расписанными синяками и ссадинами. Лицезрение собственной истерзанной плоти ещё больше распаляет её; крупная слеза скатывается по щеке, оставляя пылающий след на дрожащей коже. Диана стирает слезу ладонью — на ладони остаётся бордовый грязноватый мазок. Она снова обращает взор к нему, он, всё так же покорно, ждёт внизу, его лицо сияет беспрекословным, подчинительным благоговением. Их разделяют бесчисленные ступени, сырые и скользкие, устланные мёртвыми листьями, изуродованные морщинами времени. Диана делает шаг, другой, но с каждым движением идти всё сложнее: павшие листья ожившей гидрой цепляют её ступни, не давая идти, не пуская к нему. Подобно лианам, они карабкаются по её ногам в направлении разгорячённого лона, и, в конце концов, окончательно парализуют. Диана пытается сделать ещё один шаг навстречу ему, возможно, последний, но ноги уже вросли в каменную твердь лестницы, ещё мгновение, и всё тело её обращается сухим, уродливым, скрюченным деревцем, пробившим кривые ветви сквозь трещины в каменных ступенях. Она хочет кричать, но у неё больше нет рта, безмолвный вопль ужаса застывает в одеревенелой груди, пока ещё живое сердце глухими ударами резонирует об одеревенелые рёбра.
Диана мгновенно распахивает глаза, но для возвращения телу подвижности требуются минуты. Оцепенение рассеивается в свете уличных фонарей, просачивающемся сквозь незанавешенные окна комнаты. Минуя стадию паралича, девушка ощущает на бёдрах обжигающую влагу. Месячные пришли — и как не вовремя! — хотя, сбившийся цикл при таких нервотрёпках — дело обычное. Она опускает два пальца в тесный зазор между ног, и, взяв пробу, подносит их к лицу. Тусклое освещение ночной улицы, пробивающееся сквозь стеклопакет, позволяет разглядеть отсутствие тёмно-алых следов первой крови на пальцах. Нет, это не кровь. Это горячая суть истомлённого тела, нашедшая выплеск через странные сны.
Диана снова закрывает глаза, пытаясь воскресить в сознании недавние фантомы. Вот, она снова на лестнице, снова голая, но на этот раз ничто не мешает ей играючи преодолеть все порожки и ступить босыми ногами на сырую холодную землю внутреннего дворика. Теперь она может отчётливо видеть его лицо: симметричное, привлекательное, непроницаемое, завораживающее. Диана проводит кончиками пальцев по всей длине его рук, затем по плечам, и вдоль шеи, наконец, ладони останавливаются на гладких щеках. Она охватывает их нежно, но кажется, её хватку не в силах ослабить сейчас никто: она рывком склоняет к себе его голову, чтобы дотянуться до обрамлённых тёмной порослью соблазнительных губ, но этого недостаточно — она становится на цыпочки и тянется, тянется, тянется к его губам своим влажным, жадным ртом.
Ощущения внизу живота рассыпаются миллиардами ярких созвездий в каждый уголок её сонного тела, заставляя его содрогаться в хаотичных конвульсиях. Издав последний взрывной выдох, исходящий из самых глубин грудной клетки, Диана обессиленно откидывается на влажные простыни и забывается спокойным, мирным сном до самого утра.
====== 12. Новые знакомства, пьянка и немного истории (Флаке. Шнайдер) ======
Стас поднимается по офисной лестнице, на ходу пытаясь предположить, какой будет
первая встреча с Тиллем после той колоритной ночи на Ленинской. Диана вызвала его по телефону, её голос звучал бодро, и даже воодушевлённо, что несколько обнадёживает.
— Доброе утро, Тилль, — произносит он, прикрывая за собой дверь директорского кабинета. Тилль в помещении не один. — Доброе утро, — обращается Стас к неизвестному ему мужчине, стоящему у окна.
Незнакомец приковывает внимание своим внешним видом: высокая, болезненно-тощая фигура, облачённая в костюм со смокингом, остроносые чёрные туфли и галстук-бабочку. Жидковатые обесцвеченные волосы торчат из головы хаотичными нагеленными лучами, массивные очки, насаженные на внушительных размеров нос, делают и без того выпученные водянистые глаза просто гиперогромными. Мужчина выглядит типичным хикки, будто бы на спор облачившимся в артистический наряд, столь нелепо диссонирующий не только с его скелетоподобной фигурой, но и с общим антуражем провинциального, старорежимного Мценска.
— Знакомься, Стас, это Кристиан Лоренц — наш мозг и наше всё.
Что? Уж не тот ли это Лоренц, которого Серёга упоминал как опального немецкого олигарха? Ну Серёга, ну лошок — знатно, видать, московские ребята над ним прикололись, выдав тщедушного ботаника из окружения Тилля за всемогущего богача, внушающего ужас всему немецкому руководству! А тот и повёлся, дурачок.
— Зови меня Флаке. Рад, наконец, с тобой встретиться, шпион-самоучка, — Лоренц протягивает парню бледную костлявую руку и дружелюбно улыбается.
— Вас уже ждут в конференц-зале. Набор рабочих производственных линий завершён, цеха тоже уже почти укомплектованы. Флаке займётся программированием оборудования и инструктажем персонала. На начальных стадиях мы организуем тренинги — оборудование заграничное, требует умелого обращения, да и вопросы по технике безопасности следует осветить отдельно. Стас, представишь людям господина Лоренца, а затем проведёшь для него небольшую экскурсию по нашей территории, — закончив с раздачей указаний, Тилль утыкается в монитор своего рабочего компьютера, и двое мужчин уже спешат покинуть его кабинет.
Конференц-зал набит до отказа: более сотни новоявленных работников с нетерпением елозят на своих местах. Окинув публику быстрым взглядом, Стас с некоторым облегчением выдыхает, не обнаружив среди собравшихся никого из своих знакомых. Завидев вошедших в аудиторию мужчин, две работницы кадрового отдела суетливо предоставляют трибуну в их полное распоряжение.
— Всем привет, добро пожаловать в ММК. Меня зовут Станислав Константинович, я руковожу отделом сбыта, а это — ваш непосредственный куратор на ближайшее время, — парень широким жестом указывает на своего спутника, — скоро отдел кадров составит график тренингов и инструктажей, вас разделят на группы. Как вы уже наверное слышали, запуск производства намечен на январь, а до этого момента вам предстоит со всей ответственностью освоить навыки работы с оборудованием, пройти тренировки по технике безопасности, разобраться в технических моментах процесса производства, и всё это под руководством господина Лоренца, — Стас уступает трибуну своему новому знакомому, внутренне ликуя: публичное выступление далось ему легко, голос звучал уверенно, и даже мотивирующе. Конечно, сказался опыт работы гидом, но выступать перед кучкой скучающих пенсионеров у музея Дали — одно дело, а говорить перед толпой суровых работяг, мужчин и женщин с простыми лицами, — совсем другое. Это уже серьёзно.
Лоренц снова называет публике свою фамилию и ограничивается парой простых фраз, окончательно убедив людей в зале в своём дружественном настрое. Стас не без удивления отмечает, что тот, кто просит звать себя Флаке, держится уверенно, спокойно и с достоинством, что весьма контрастирует с его фриковатой наружностью. Говорит Флаке абсолютно без акцента, негромко, но чётко и взвешенно.
Оставив новых сотрудников на попечение усталых кадровичек, которым ещё предстоит составить график мероприятий на предстоящие недели, мужчины покидают аудиторию.
Около часа Стас выгуливает долговязого немца по всей территории комбината. Тот, словно ищейка, суёт свой длинный нос в каждое помещение, каждый закуток, постоянно делая какие-то пометки на планшете и задавая бесчисленное количество вопросов. Наконец, экскурсия подходит к концу, и кажется, единственным необследованным местом на комбинате остаются женские туалеты. В мужских они всё же побывали.