Обнародование секретных документов из архива Службы внешней разведки подтверждает опасения Черчилля и ставит под сомнение искренность если не самого Сикорского, то, во всяком случае, ряда ключевых фигур из его окружения. Летом и осенью 1943 года в Москве получили данные о том, что разведка польского правительства в Лондоне заинтересована в гитлеровских материалах по Катыни, рассматривая их получение в качестве одной из целей установления связи с немцами. В частности, по сведениям, полученным англичанами, польский резидент в Лиссабоне Я. Ковалевский (в немецких разработках значившийся как «Отто») «реагировал положительно на подходы немцев», предполагавших завербовать его на антикоммунистической почве, и стремился получить данные о Катыни для изучения в Лондоне[6].
Между тем позиция Сикорского была не столь уж безоглядно антисоветской. В свете этого любопытно свидетельство помощника генерала Андерса Ежи Климковского, передающего свой разговор с польским премьером в конце июня 1943 года, за несколько дней до его, Сикорского, загадочной (и весьма «своевременной») гибели. «Моим большим желанием является вновь восстановить согласие с Советским Союзом, предпринимая в этом направлении определенные усилия, - сказал Сикорский, - я должен это осуществить. Разрыв отношений с СССР является, собственно, результатом выходки, да, совершенно неразумной выходки генерала Кукеля.. .»[7]
Не беремся судить, насколько неразумной была «выходка» Кукеля - непосредственного начальника вышеупомянутого Ковалевского, которому последний и слал из Лиссабона разведдо- несения. Во всяком случае, вопрос о связи Кукеля с немцами, насколько можно судить по документам британской разведки, полученным в Москве, для англичан в 1943-1944 годах стоял и оставался открытым[8].
Так или иначе, лондонские поляки продолжали, выражаясь словами Черчилля, выступать «против Советского Правительства с обвинениями оскорбительного характера» и создавать видимость того, что поддерживают немецкую пропаганду[9]. В этой ситуации, после неоднократных предупреждений, у Москвы не оставалось иного выбора, кроме как разорвать отношения с двуличным «союзником» (См. Документ № 4).
Между тем, решив разыграть «катынскую карту», Гитлер и Геббельс взвалили на своих подручных непосильную ношу. Как ни старались гитлеровцы, чтобы наспех набранная «комиссия» из полутора десятков медицинских экспертов оккупированных стран (плюс представители Швейцарии и Испании) подтвердила версию расстрела поляков в 1940 году, хорошо сохранившиеся трупы говорили о том, что с момента смерти прошло не более полутора лет. В итоге, несколько раз переписывая заключительный акт и поставив подписантов практически в безвыходное положение, немцам так и не удалось добиться признания всеми экспертами требуемой даты расстрела (См. Документы №№ 16, 22).
Недавно в научный оборот введены новые документы, демонстрирующие, какими способами гитлеровцы стремились создать у экспертов нужное впечатление. Для видимости вскрытия массовых захоронений в Козьи Горы свозили трупы с окрестных кладбищ (См. Документы №№ 18,19). Эта информация должна рассматриваться в контексте манипуляций немцев со вскрытием могил и эксгумацией трупов в марте-июле 1943, факт которой в результате сопоставления известных дат и свидетельств установлен В. Н. Шведом[10].
Желание доказать вину СССР при помощи обнаруженных на трупах документов натолкнулось на не меньшие проблемы. С одной стороны, по-видимому, в могилы немцам пришлось подбрасывать советские газеты, выпущенные весной 1940 года (иначе невозможно объяснить их поразительные обилие и сохранность, отмеченные свидетелями). С другой - при раскопках обнаружились оккупационные («краковские») злотые (наличие которых в могилах тогда же, в 1943 году публично подтвердил польский сторонник геббельсовской версии Ю. Мацкевич). Присутствие этих банкнот, пущенных в оборот на территории генерал-губернаторства с 8 мая 1940 года, никак не стыкуется с инсценируемой датой расстрела весной 1940[11].