Всякое самоотчуждение человека проявляется именно в том отношении к другому, в которое этот человек самого себя ставит. "Вот почему религиозное самоотчуждение с необходимостью проявляется в отношении мирянина к священнослужителю или, так как здесь дело касается интеллектуального мира, также к некоему посреднику и т.д." (Там же. - Т. 42. - С. 96).
Маркс смотрит на религию как на форму отчуждения, которое "происходит лишь в сфере сознания, в сфере внутреннего мира человека". Поэтому он так настаивает на положительном упразднении всякого отчуждения, на возвращении "человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию" (Там же. - С. 117).
"Экономическо-философские рукописи 1844 года" и выросший впоследствии на их основе "Капитал" вместе с "теориями прибавочной стоимости" следует рассматривать в качестве главного детища Маркса. Что же касается других его высказываний о религии, то их не следует вырывать из общего контекста выступлений по отдельным вопросам политической истории, философии, естествознания. Следует также учитывать особенности эволюции его взглядов, выраставших на базе критического преодоления левого гегельянства.
Чрезвычайно интересным и заслуживающим самого пристального рассмотрения мы считаем тот раздел "Капитала" Маркса, где развивается мысль об исчезновении религиозного отражения действительного мира. Данное отражение "может вообще исчезнуть лишь тогда, когда отношения практической повседневной жизни людей будут выражаться в прозрачных и разумных связях их между собой и с природой" (Там же. - Т. 23. - С. 90). Идея "свободного общественного союза людей", как и мысль о сознательном планомерном контроле за общественным жизненным процессом (Там же. - С. 90), осуществится, по его мнению, лишь тогда, когда будет выполнен целый "ряд определённых материальных условий существования, которые представляют собой естественно выросший продукт долгого и мучительного процесса развития" (См.: Там же).
Отмечая всю весомость и фундаментальность этой концепции, всё же отметим, что реконструкция идеи свободы предполагает учёт её трансцендентального измерения. Истина состоит не только в том, что "в религии над человеком господствует продукт его собственной головы" (См.: Там же. - С. 635), но и в том, что данный "продукт" в отдельных случаях бывает ему очень дорог. В связи с этим Маркс в своей "Критике гегелевской философии права. Введение" верно обращает внимание на тот момент, что религия есть "иллюзорное счастье". Человек действительно часто сожалеет о своих исчезнувших иллюзиях, признавая это время счастливым, в то же время человек сожалеет, что это были всего лишь иллюзии, т.е. винит их за ошибочность, за горечь разочарований (См. об этом подробнее: Федотова В.Г. Практическое и духовное освоение действительности. - М.: Наука, 1992. - С. 53).
Особый интерес представляет для нас также то обстоятельство, что Маркс рассматривает сознание не как замкнутое в себе эпифеноменологическое образование, рядоположенное человеческой деятельности, а "как функцию, атрибут социальных систем деятельности, выводя его содержание и формообразования из переплетения и дифференциации связей системы, а не из простого отображения объекта в восприятии субъекта... тем самым образуется точка отсчёта, независимая - в исследовании самого же сознания - от психологически сознательных выражений духовной жизни индивида, от различных форм его самоотчёта и самообъяснений, от языка мотивации и т.д." (Мамардашвили М.К. Как я пониманию философию. - М., 1990. - С. 298).
Маркс берёт не созерцающее сознание, которое раскрывается в рамках абстракции гносеологического или трансцендентального субъекта, а сознание, включённое в социальные структуры. Эта мысль заслуживает самого тщательного анализа, но она останется совершенно непонятной без того развития, которое к ней привело.
Глава 3. Философия религии И. Канта.
3.1. Кант и идея философии религии
Смысл "коперниканской революции", осуществлённой Кантом в философии, состоял в том, что он ввёл в теорию познания воображение. Воображение действительно великий конструктор, но не всемогущий. Воображение помогает создать знание о мире, но не сам мир. Вещи, по Канту, существуют сами по себе, независимо от нашего сознания. Именно они возбуждают наши чувства, дают содержание созерцанию. Но наше знание, считает Кант, не адекватно вещам самим по себе. Мы познаём, говорит он, только явления: мир же вещей самих по себе совершенно нам недоступен. Как только наш разум пытается их познать, то сразу же впадает в противоречия.
Кант справедливо полагал, что в жизни человека есть сферы, где наука бессильна. Так, в частности, обстоит дело с поведением человека, который пребывает как бы в двух мирах. С одной стороны, человек является клеточкой мира явлений, где всё строго определено, где характер формирует склонности и стремления индивида, а также условия, в которых он находится. Но кроме этого эмпирического характера, духовность человека имеет выход в сферу сверхчувственного, порождённого миром вещей в себе. Именно там, в области сверхчувственного, властно заявляет о себе нравственный закон.
В мире явлений, по Канту, места для Бога нет; здесь действуют законы природы. Его место - только в мире вещей в себе. Однако этот мир недоступен знанию. Это - область веры.
Теологам кантовская вещь в себе сильно мешала. Ведь теология - это наука о Боге. По Канту, увы, - таковая невозможна. Но Кант не был атеистом, т.е. он не отрицал Божественное бытие. За Богом он оставил сферу морали. Бог, согласно Канту, совершенно не нужен для объяснения природных явлений, но для обоснования нравственного мира идея Бога просто необходима. Лишь сделав шаг от моральности к религии, мы сможем ответить на вопрос, что такое счастье?! Надежда на счастье, утверждает Кант, начинается только с религии. Но чтобы иметь эту надежду, человек должен быть достойным счастья, а достоинство определяется его нравственностью. Нравственность же есть свобода и, сообразуясь с ней, человек соотносится с Божественной волей. Однако теоретическое познание Бога для человека исключено, что является для него великим благом. Будь научный разум неограниченным, люди превратились бы в марионеток, движения которых, как в кукольном представлении, хотя и кажутся верными, "но в фигурах нет жизни" (Кант И. Сочинения. Т. 4. Ч. 1. - М., 1965. - С. 484). Итак, счастье состоит в том, что теоретический разум не может достигнуть своей цели. Обоснование его ограниченности приводит нас сначала к доказательству первенства нравственного над теоретическим, а затем к религии, которая, по Канту, есть познание всех обязанностей как Божественных заповедей или "неотъемлемых законов каждой свободной воли самой по себе (подч. мной. - М.П.)" (Там же. - С. 463).
Выведение Кантом нравственно значимой религии из морали оказывалось сведением первой ко второй. Вместе с тем Кант заявлял, что "мораль отнюдь не нуждается в религии", хотя и "неизбежно ведёт к религии" (Кант И. Трактаты и письма. - М., 1980. - С. 81). Это означает, что человеку, уважающему моральный закон, неизбежно приходит на ум мысль о желательности существования потустороннего мира, в котором бы осуществлялось соответствующее нравственным достоинствам людей высшее благо для них, что осуществимо лишь при допущении Божественного бытия как высшего "морального законодателя". Итак, кратко основной тезис Канта о Боге можно выразить в следующих словах - Я не знаю, что такое Бог, но я очень хочу, чтобы он был.
Таким образом, Кант стремился доказать, что по содержанию религия практически ничем не отличается от морали, ибо она касается долга вообще. Религия отличается от морали лишь по форме, придавая моральному законодательству влияние на человеческую волю не прямо, а через идею Бога. При этом следует учесть, говорил Кант, что эта идея "Высшего Существа" создана "самим разумом".