В противовес приведенным высказываниям можно указать на целый ряд авторитетных трудов, где действия пятой колонны оцениваются как весьма эффективные и всеохватывающие. Так это сделано Черчиллем в его мемуарах{281}, когда он описывает события в Норвегии, ссылаясь на Хамбро. Хью Сетон-Уотсон пишет об “образцовой эффективности” работы пятой колонны из состава немецкого национального меньшинства в Польше{282}. Луи Л. Снайдер в одном из разделов своего мастерского труда упоминает о шпионах, диверсантах и всякого рода заговорщиках, работавших по заданиям крупного немецкого химического треста И. Г. Фарбениндустри; агентура данного треста составляла, по мнению Снайдера, “основное орудие интриг в других странах”{283}. Наконец, можно напомнить, что Мартин Уайт в одном из изданий Королевского института по международным делам назвал немецкие национальные меньшинства в странах Восточной Европы “невиданной по своей силе пятой колонной международного значения”{284}; он же описал заграничную организацию и ассоциацию немцев за границей. Наряду с другими сведениями он опять-таки упоминает о псевдотуристах, техниках и коммивояжерах{285}.
В то же время в самой Германии национал-социалисты категорически заявляли, что никакой нацистской пятой колонны не существует и никогда не существовало.
В ходе Нюрнбергского судебного процесса над главными немецкими военными преступниками зачитывалось показание Боле. В нем утверждалось, что ни заграничная организация в целом, ни ее члены “никогда не получали приказов, выполнение которых могло бы рассматриваться как деятельность пятой колонны”; подобных приказов не отдавал ни Рудольф Гесс, непосредственный начальник Боле, ни он сам. “Никаких директив Гитлера на [231] этот счет также не было”, - утверждал Боле. Он не отрицал, что вне пределов Германии имелись немцы, которых использовали для целей шпионажа, однако точно такая же работа выполнялась французами и англичанами для их собственных разведывательных служб. К тому же шпионская работа, если она и проводилась теми или иными немцами, не имела абсолютно никакого отношения к их членству в заграничной организации{286}.
Один из представителей обвинения подполковник Гриффит-Джонс задал Боле несколько дополнительных вопросов. Характер этих вопросов показывает, насколько глубоким было недоверие к правдивости показаний обвиняемого.
Гриффит-Джонс: Разве никогда не наблюдалось таких случаев, когда ваша армия вторгалась в страну, где вы имели хорошо налаженную организацию, и эта организация оказывала весьма важные военные услуги?
Боле: Нет. Смысл и цели заграничной организации заключались не в этом, и ни один из немецких правительственных органов никогда не вел со мной никаких переговоров по данному поводу.
Гриффит-Джонс: Не хотите ли вы сказать трибуналу, что во время вторжения немецкой армии в различные европейские страны ваши местные организации не предпринимали ничего, чтобы оказать вторгающимся войскам военную или иную помощь?
Боле: Да, дело, обстояло именно так{287}.
Зачитывалось также показание Альфреда Гесса (брата Рудольфа Гесса), который был заместителем руководителя заграничной организации. Международный военный трибунал мог видеть из данного показания, что термин “пятая колонна” рассматривался в заграничной организации немецкой нацистской партии как “умный блеф антифашистской пропаганды, вызывавший искреннюю веселость”{288}.
Доказательства, приводившиеся Альфредом Гессом и Эрнстом Боле, не были помещены на страницах мировой [232] печати. Считалось, что они этого не заслуживают. Если бы подобные аргументы и попали в газеты, то читатели в большинстве стран прочли бы их, возмущенно пожимая плечами: еще двумя лжецами больше! Ведь Геринг, Риббентроп и Зейсс-Инкварт тоже изображали из себя невинных; тем не менее их приговорили к смертной казни. Таким образом, представления о пятой колонне, сложившиеся в период 1933 - 1941 годов, остались неизменными у большинства населения многих стран. Кроме того, была тенденция передать те же представления молодым поколениям, для которых национал-социалистская Германия вместе со всеми ее преступлениями окажется (частично или полностью) лишь историческим эпизодом, с которым знакомятся по книгам. В этом отношении весьма характерно, что в большинстве трудов англосаксонских авторов, посвященных второй мировой войне, дается такое описание вторжения в Голландию, которое основывается почти исключительно на информации времен 1940 года. Мы снова читаем в этих трудах о том, как жившие в Роттердаме немцы “оборудовали пулеметные огневые точки и разрушали важные мосты”{289}, или же о том, как немцы проникали в Голландию под видом “туристов, коммивояжеров и студентов”{290}. Мы опять встречаем упоминания о пятой колонне, которая “вывела из строя систему сирен, оповещавших о воздушной тревоге, и отрезала последние источники снабжения Амстердама водой”{291}, о тех, кто “сеял смятение и ужас в тылу”{292}. Мы вновь слышим о парашютистах, взаимодействовавших со “шпионами, предателями, пятой колонной и немецкими туристами”{293}, или же о парашютистах, спускавшихся с неба “чаще всего в голландской форме, отлично знавших голландский язык и ставивших тем самым [233] в тупик как гражданское население, так и солдат”{294}. Даже в так называемой “миниатюрной истории” второй мировой войны нашлось достаточно места для упоминания о том, что немцы в Голландии “ловко использовали (как и в Норвегии, но в более широком масштабе) парашютистов и предательство”{295}.
Кто мог усомниться в достоверности сведений, которые нашли такое широкое признание и которые преподносились столь авторитетными и эрудированными представителями исторической науки? Мнение о том, что годы национал-социалистской агрессии характеризовались мощным развертыванием деятельности немецкой пятой колонны, уже прочно закрепилось в умах; термин “пятая колонна” начинал приобретать более широкие смысл и значение. В западных странах все чаще стали поговаривать о коммунистической пятой колонне.
Людям уже трудно стало представить себе мир, в котором не существовало бы пятой колонны.
Чтобы исследовать фактическую сторону, которая скрывалась за представлениями людей о пятой колонне, целесообразно внести ясность в значение самого термина.
Точные определения редко полностью удовлетворяют, в особенности в тех случаях, когда определяемый термин настолько затаскан, что трудно различить его конкретные рамки. “Пятая колонна” как раз относится к числу подобных терминов.
Попробуем сформулировать определение следующим образом:
К немецкой пятой колонне относилась любая группа, находившаяся вне пределов национал-социалистской Германии, которая способствовала немецкой территориальной экспансии, действуя намеренно и в соответствии с секретными указаниями немецких властей.
Разберем данное определение более подробно.
Прежде всего необходимо учесть, что за словами “немецкая пятая колонна” может скрываться двоякое содержание. [234]
С одной стороны, это может быть пронемецкая пятая колонна; с другой стороны, речь может идти о пятой колонне, состоящей из немцев. Первое понятие является более широким: оно включает все группы вне пределов Германии, действовавшие в интересах Германии. В предисловии мы уже указывали, что деятельности подобных групп пока что трудно дать научное определение в международном масштабе. Вместе с тем ее нельзя сбросить со счетов. Население стран, находившихся под угрозой нападения со стороны третьего рейха, рассматривало пятые колонны, состоящие из немцев, и пятые колонны из фашистов и национал-социалистов коренного населения как единое целое. От ответа на вопрос, оказывали ли пятые колонны из состава коренного населения военную помощь немецкой агрессии, уклониться нельзя. Но мы не собираемся касаться политической подоплеки всевозможных фашистских и национал-социалистских движений в Норвегии, Голландии, Франции, Англии, Северной и Южной Америке.