В норвежской столице лишь немногие немцы знали о времени нападения. Военно-морского атташе Шрейбера и авиационного атташе Шпиллера информировали об этом 30 марта. Шейдту (сотруднику Альфреда Розенберга в Норвегии) предполагали открыть тайну [279] только 8 апреля, однако он сумел получить детальную информацию заблаговременно{430}. Немецкий посол в Норвегии Бройер не знал ничего. Подобно своему коллеге Ренте-Финку, послу в Копенгагене, он должен был получить специальный секретный пакет с сообщением о плане нападения и о той роли, которую предстоит выполнить ему самому. 7 апреля один из ближайших сотрудников Фалькенхорста, подполковник Польман, переодетый в штатское, прибыл на самолете в Осло. Вместе с ним прилетел дипломатический курьер министерства иностранных дел Германии. Он доставил пакет с инструкциями дли Бройера{431}. В пятницу 8 апреля Польман имел беседу со Шрейбером; последний придерживался того мнения, что норвежское правительство вряд ли решится на боевые действия. Польман оценивал обстановку менее оптимистически. Он предложил авиационному атташе Шпиллеру выслать кого-нибудь на аэродром Форнебу, где ранним утром 9 апреля намечалась высадка немецких воздушнодесантных войск. Шпиллер решил сам направиться на аэродром вместе с представителем компании “Люфтганза” в Осло, который являлся сотрудником немецкой военной разведки. Вначале самолеты с немецкими воздушнодесантными войсками не могли совершить посадку на аэродроме из-за густого тумана. Шпиллер, зная, что нападение должно состояться во что бы то ни стало, перелез вместе с представителем “Люфтганзы” через ограду аэродрома, и пока норвежские солдаты решали, стрелять им или не стрелять, первые немецкие самолеты уже начали приземляться. Проникшие таким образом на аэродром два немца могли теперь вести своих соотечественников в город{432}.
Немецкий посол в Норвегии Бройер вручил ультиматум норвежскому правительству в 4 часа 20 минут утра. Как уже упоминалось выше, ему ответили, что Норвегия отвергает ультиматум и будет защищаться. [280]
Ранним утром 9 апреля немецкий военно-морской атташе Шрейбер явился в условленное место в районе порта, чтобы встречать прибывающие немецкие корабли. Своего помощника он выслал на немецком судне навстречу немецкой эскадре, с тем чтобы тот выполнил обязанности лоцмана. Однако эскадра не появилась. Шрейбер вернулся в город, в свое служебное помещение. Там людям уже раздавали пистолеты, чтобы в случае нужды отстаивать дом с оружием в руках. До этого дело не дошло. После полудня того же дня воздушнодесантные войска, высадившиеся на аэродроме Форнебу, прибыли в Осло. Шрейбер оказывал им помощь, “раздавая размноженный заранее план города и т. п.”{433}.
В это время Бройеру и Польману сообщили, что Квислинг совершает государственный переворот. Что им следовало предпринять? Никаких инструкций на этот счет у них не имелось. “Неожиданно в комнату вошел молодой человек, - вспоминал позднее Польман, - который представился: SA - Standartenfьhrer{434} из службы Розенберга - Шейдт!”
Он заявил, что только что беседовал с Квислингом, который станет премьер-министром и подберет себе других министров. Польман обратился с вопросом к немецкому послу: “Кто же определяет немецкую внешнюю политику - министр иностранных дел или Розенберг?” Посол в ответ только пожал плечами. Тогда Польман спросил Шейдта: “Как вы сюда попали? Когда вы прибыли?” Не отвечая на эти вопросы, Шейдт продолжал: “Господин подполковник, вот мои полномочия, они в полном порядке. Мои инструкции подписаны рейхслейтером Розенбергом. Я думаю, для вас этого вполне достаточно”.
В это время позвонил по телефону генерал Энгельбрехт (командир дивизии, только что занявшей Осло): “В чем дело? В отель “Континенталь”, где я оборудую свой командный пункт, только что явился некий Квислинг [281] с вооруженными телохранителями; он заявил, что является новым премьер-министром и займет третий этаж. Его охрана будет стоять около отеля рядом с нашими часовыми. Я никогда не слышал об этом субъекте. Имею ли я право его арестовать?”
Польман ответил: “Еще четверть часа назад, генерал, я мог бы вам посоветовать выкинуть его вон, однако в данный момент в соседней комнате находится представитель Розенберга, который заявил, что Квислинг является его подзащитным и посредником. Поэтому мы ничего не можем поделать. Лучше всего подождать приезда командующего - может быть, он лучше информирован по данному вопросу”.
Польман решил позвонить Фалькенхорсту, который находился в своей штаб-квартире в Гамбурге, и попросил указаний о дальнейших действиях в связи с создавшейся обстановкой. Ответ Фалькенхорста сводился к словам: “Руки прочь!”{435} Бройер предупредил Берлин, что ни один норвежец не захочет сотрудничать с Квислингом и что его приход к власти усилит среди норвежцев желание оказывать немцам сопротивление. Словесное сражение по телефону продолжалось более получаса, но не принесло успеха Бройеру{436}. Гитлер принял решение использовать Квислинга.
В Осло царило смятение. После отъезда правительства население норвежской столицы оказалось настолько неспособным к каким-либо организованным действиям, что Квислингу уже никто не смог помешать, когда он выступил с заявлением как новоявленный премьер-министр.
Роль заграничной организации нацистской партии при оккупации немцами Норвегии не вполне ясна.
В 1930 году в Норвегии проживало примерно 4500 немцев{437}. Данных, относящихся к 1940 году, не имеется{438}. По мнению Боле, “примерно только восемьдесят” немцев (из числа проживавших в Норвегии) [282] являлись членами окружных организаций нацистской партии{439}, возглавлявшихся с января 1940 года Карлом Шпанаусом{440}. Во время войны Шпанаус выступил в печати со статьей, где указывал, что начиная с сентября 1930 года многим членам партии давались “новые, зачастую опасные задания”. После инцидента с судном “Альтмарк” Шпанаус предпринял ряд предупредительных мер. Когда 8 апреля стало известно о намерении Англии и Франции приступить к установке минных заграждений в норвежских территориальных водах, Шпанаус предупредил возглавляемых им национал-социалистов о том, чтобы “все заняли свои посты”. В 3 часа утра 9 апреля его самого вызвали в немецкое посольство и сказали, что “время пришло”. Через час он привел свою организацию “в состояние высшей боевой готовности”. Начала действовать служба посыльных. Сам Шпанаус некоторое время оставался в немецком посольстве, a затем отправился в аэропорт Форнебу, чтобы на месте лично ознакомиться с обстановкой. Он первым вернулся обратно с радостным известием о захвате аэродрома. После этого он выделил некоторое количество членов национал-социалистской партии для работы в качестве проводников и переводчиков{441}.
В чем именно заключались упомянутые выше “новые, зачастую опасные задания”, а также различные “состояния готовности”? Шпанаус, очевидно, ожидал начала боевых действий и сообразно этому сам действовал соответствующим образом. Весьма вероятно, что он отдал распоряжения о проведении шпионажа; однако размах и значимость даваемых им поручений остаются неизвестными. Вряд ли можно думать, что он сам и его единомышленники были информированы о немецком оперативном плане. “Переворот” Квислинга застал Шпанауса врасплох. “Всё организовывали через наши головы”, - жаловался он в Берлин 16 апреля во [283] время своего телефонного разговора, подслушанного шведами в Стокгольме. Не исключена возможность, что Шпанаус, писавший свою статью в 1941 году, несколько преувеличивал co6cтвенные военные заслуги, стараясь возвысить себя в глазах немецкого общественного мнения.