— Пусти его плыть, он знает свой путь лучше тебя.
При этих словах труп тихо поплыл вниз по течению, а месяц зашел за облака, и Белла поникла в объятиях старухи.
Четыре скорбных недели миновали; старуха ради собственной безопасности не могла приходить ежедневно, и Белла коротала время со своим псом, который не мог уже развлекать ее своими фокусами и вечно спал или, после еды, вилял хвостом, облизывался и чесался; наконец она решилась сделать то, с чего другие наследники начинают, — посмотреть, что оставил ей покойный. Она отомкнула потайную каморку не без некоторого страха и благоговения, но обманулась в своих ожиданиях: там оказались не редкостные одежды и драгоценности, но большей частью лишь пучки трав, мешки с корнями, какие-то камни, — всё вещи, в которых она ничего не понимала, потому что отец не доверял своих тайников ее детскому уму. Наконец она нашла в одном ящике старые рукописи и перелистала их; многие из них, украшенные ценными печатями, были написаны на странной бумаге и на незнакомом ей языке, другие же — на нидерландско-немецком, на котором она хорошо умела и писать и читать, так как ее мать, происходившая из древнего рода графов Хогстратен и бежавшая с Михаилом, передала любовь к этому старому языку своему мужу и своему ребенку. Она взяла эти книги с собой и принялась их читать в ту же ночь, ибо днем спала, чтобы не делать никакого шума; но тут Брака через ручного филина, которого она уже несколько времени носила с собой, подала троекратный знак, чтобы ее впустили. Белла неохотно оторвалась от своей книги, содержавшей диковинные волшебные истории, и, когда Брака вошла, снова молча уселась за чтение, а старуха подбоченилась и злобно заговорила:
— Так вот как, нынче со старой Бракой не здороваются, не целуются! да, покуда дети малы, то они не знают, как только и отблагодарить за всякую ласку и добро, а, чуть подрастут, становятся глухи ко всякому добру, которое им делают; ну, не получить тебе сегодня пирожка, покуда не попросишь его у меня как следует! целых полчаса я дожидалась его у булочника, он должен был готовить сегодня к принцеву столу; подивится служанка, когда она явится за ним к булочнику, а его уж и след простыл.
— Даже если я тебя и не попрошу, — отвечала Белла, — ты не успокоишься, покуда я не съем кусочка; давай его сюда и не злись. Я разбирала сегодня отцовские книги и отыскала в них такие чудесные истории, что мне самой захотелось стать привидением.
Старуха посмотрела в книгу и сказала:
— Чудно, что я вот состарилась, а не умею читать, а ты, цыпленок, — можешь; послушай-ка, что я скажу: если тебе так хочется быть привидением, мне пришло в голову, что ты можешь стать им и мы можем извлечь из этого пользу…
— О чем ты говоришь? Что у тебя вид какой озабоченный?
— Вот что, Белла, — продолжала старуха, — не пустяки у тебя впереди: подумай только, принц Карл вчера проезжал верхом на коне со своим учителем Ценрио мимо этого дома и спрашивал, отчего он стоит таким заколоченным и запущенным. Ценрио рассказал ему о том, как привидения отпугнули всех покупщиков и съемщиков, обо всем, что ты знаешь; как твой отец избил розгами одного, кто хотел здесь водвориться, а на другого напустил целую стаю сов, которые у него были заперты в каморке; ну, да ты все это знаешь! А принц-то, ничуть не испугавшись, поклялся, что он совсем один проспит ночь в этом доме и прогонит всех духов. Что же нам теперь делать? Он в любую ночь может явиться сюда, и его люди станут на стражу у всех дверей, так что никто из наших ни войти, ни выйти не сможет.
— А знаешь, Брака, — проговорила Белла, — принца я очень бы хотела увидать; я столько о нем слышала, о его красоте, о его благородстве, о его искусстве в фехтовании и верховой езде.