Размышляя обо всем этом, я собрался было написать о том, о чем обычно думаешь в момент предельной опасности. Так вот, хотя событию этому всего несколько часов, мне кажется, я совершенно забыл, о чем думал. Может быть, смогу изложить это так: если я и думал о чем-то в те мгновения, то все это забыл. Но я не верю, что думал о чем-то особенном. Помню, автоматически исполнял то, чему меня учили в Гатове. В такие моменты настоящий пилот на самом деле становится частью своей машины. Да, я уверен, что не думал ни о чем особенном. И уж точно, вся моя жизнь не проходила передо мной, как пишут в книгах. Я не думал о Лизелотте. Не думал об Эльзе.
9–13 июля 1940 г В ожидании вторжения
Капрал Вильгельм Ледерер, наш радист и один из лучших моих друзей за всю жизнь, получил Железный крест первого класса.
Сообщение пришло от Высшего командования сегодня днем. Главный вызвал его на командный пункт, зачитал приказ и прицепил крест ему на грудь. Это дело надо было соответственно отметить. Обер-лейтенант Фримель присоединился к нашему празднику на минуту, хотя обычно не сидит с нами. С его стороны это было очень достойно. Для командира машины вряд ли слишком приятно, когда летчик из его экипажа получает крест, а он нет. Но обер-лейтенант не выказал и тени зависти. Он настоящий товарищ. Он такой, как мы.
На самом деле крест Ледерера за довольно давнее дело, еще до нашего экипажа. Это было во время боев над Скапа-Флоу, в начале марта. Ледерер говорит, что он уже почти забыл, что там было. Наверное, так оно и есть, он никогда не бахвалится. В самом деле, это даже смешно, как долго они присваизали ему этот крест. Наверное, какой-нибудь штабной писарь просто забыл об этом деле или сунул его в другие бумаги. Эти бюрократы тянут время до бесконечности. Надо их время от времени сажать в самолет, чтобы они почувствовали, что такое скорость.
Но я хочу рассказать историю Ледерера. Один из командиров слышал ее раньше. По этому случаю он пересказал ее нам; она так замечательна, что я решил записать ее точно так, как запомнил.
«Юнкерс», на котором Ледерер был радистом, принимал участие в большом налете на Скапа-Флоу. Уже стемнело, но все небо было освещено сотнями лучей, рыщущих в поисках наших самолетов. Да и зениток было более чем достаточно. А потом еще напали английские истребители. В общем, было жарковато. Наконец нашему «юнкерсу» удалось нырнуть в облако. Они потеряли связь со своей эскадрильей. Дойти до цели не было ни малейшей возможности. Командир это понял и принял единственно правильное решение. Он отдал приказ возвращаться домой.
Но тут нос самолета затрясло, а хвост пустился выписывать круги. Как говорит Ледерер, его не волновало, что происходит с самолетом. Его дело было следить, чтобы рация работала. Он преподносит все так, будто это самое обычное дело на свете. Но если ясно представить себе эту ситуацию, становится понятно, что нервы должны быть железными. Конечно, когда я занят своим делом, тоже не смотрю, что вокруг происходит, но ведь я на ручке. Радио совсем другое дело. Наверное, не слишком приятно постоянно сидеть ко всем спиной. Я хочу сказать, вот если бы я сидел за своим радио, а с нашим самолетом вдруг происходит такое, хватило бы мне нервов даже не оглянуться? Я не уверен.
Как бы то ни было, Ледерер не оглянулся. Он работал с рацией. Но он смотрел в сторону хвоста и потому увидел, что руль высоты развалился на куски. Потом он заметил, что осколки стекла от фонаря и куски левого крыла, вращаясь, пролетают мимо него. Не самое приятное зрелище. Так что он наконец обернулся. Отсек был весь изрешечен осколками и повсюду кровь. Он схватил пакет первой помощи и полез вперед. Пулеметчик был цел и пытался заткнуть топливные баки, которые были все в пулевых отверстиях.
Впереди было страшное месиво. Командир навзничь лежал на полу, у него рваная рана на голове, все лицо, руки и ноги иссечены осколками. Ледерер сделал все, что мог: наложил командиру повязки, а потом позвал механика, который стоял на коленях перед пулеметом, помочь ему привести командира в чувство. Потом он полез вперед посмотреть, все ли нормально с пилотом. Только он подошел, пилот откинулся назад. Потом они нашли у него рану в брюшной полости. Удивительно, как он держался столько времени.
Делать нечего, Ледерер залез в кресло и взялся за ручку. Компас, кажется, был цел. Так что Ледерер мог приблизительно взять курс. Но это было все. Они следовали в общем направлении домой, каждую минуту ожидая, что машина распадется на части. Потом, примерно через час, они увидели свет. Ледерер с пулеметчиком обсудили, что бы это могло быть. Сначала они думали, что побережье, потом — что это корабль. Решили было, что все еще где-то над Англией. И наконец поняли, что это звезда.