Где было возможно, распоряжения и тактические команды передавались между кораблями группы, а также коммодору конвоя посредством сигнального прожектора в течение светового дня. Час за часом мигали огни, передавая сообщения рядом находящемуся кораблю, а тот, в свою очередь, передавал их своему соседу. Маленький штат связистов продемонстрировал в те дни чудеса ловкости. Они обеспечивали связь в любых погодных условиях и при любой видимости. По закону подлости, как только наступала темнота, тут же возникала необходимость передать важные сообщения.
Если бы вы видели, как я мучился с этими передатчиками, которые так медленно работали. Только потом, уже во времена ленд-лиза,[2] американцами были изобретены и внедрены в практику сверхвысокочастотные приемники, более известные как TBS (переговорные устройства между судами), и тогда наши потребности были удовлетворены. TBS были непосредственно предназначены для работы в группе рассредоточенных судов, т. е. в конвое, и связь была прекрасной.
Вместо утомительной передачи сообщений световыми устройствами и трудоемкой шифровки распоряжений, а также более удобной, но далеко не безопасной связи по высокочастотному радио, каждое судно теперь могло немедленно связаться с другими.
Достаточно было просто произнести необходимое сообщение по телефону, и оно тут же поступало на репродуктор, установленный на капитанском мостике соседнего корабля.
После внедрения этих быстрых и, безусловно, надежных средств связи не только не надо было тратить драгоценное время на визуальную передачу информации, но можно было четко и согласованно передавать различные заранее подготовленные тактические сообщения. Эффективность работы судов как единой команды выросла неизмеримо.
Однако не обходилось и без отрицательных моментов. Уверенность в том, что эта связь станет повсеместной, привела к тому, что стали уделять меньшее внимание стандартным визуальным средствам связи. Имевшие место факты поломок TBS часто приводили к тому, что судно фактически теряло связь с другими. Это было очень опасно. Кроме того, все суда работали на одинаковой частоте, и выход из строя связи на одном из них неизбежно влиял на других. Ничто не могло быть более обидным, чем в случае необходимости выполнения сложного маневра не иметь возможности передать сообщение.
Правда, у этой проблемы существовали и комические стороны. Поскольку радисты на кораблях имели разные почерки, то возникало непонимание. Тогда они включали музыку, и на какое-то время радиорубка превращалась в подобие танцзала.
Но все это появилось значительно позже, а когда я командовал «Уолкером», визуальные средства связи были основными в нашей работе.
Учитывая то, что наш конвой представлял собой рассредоточенную систему отдельных объектов-судов, средства связи имели жизненно важное значение. Они позволяли нам работать как единая команда, и каждый офицер комсостава должен был знать, что от него требуется. Отсутствие таких условий постоянно приводило к неоправданным потерям в наших рядах от атак немецких подводных лодок.
Было бесполезно надеяться, что такая разбросанная группировка, как наша, может быть хорошо защищена от нападений немецких подлодок. Выполняя противолодочный зигзаг, эскорт смог бы охватить значительную территорию, но в условиях темной ночи любая хорошо вооруженная подлодка могла беспрепятственно проникнуть между кораблями. Кроме того, в темноте неизмеримо возрастал риск столкновения. Только при лунном свете мы могли ясно видеть корабли и в то же время концентрировать свое внимание на определении местонахождения противника. По этой причине я стал почти что «поклонником луны», и по сей день каждый раз восход новой луны напоминает мне те зимние ночи в самом начале войны. Тогда, в штормовую погоду и при отсутствии лунного света, приходилось строго держаться конвоя, и это при видимости немногим более 200 ярдов. Оставалось только надеяться, что все корабли будут вместе с нами, когда наступит утро.
2