— Ты… мой учитель, — только и смогла выдавить я, уже желая хлопнуть себя по лбу. Как глупо и неуместно это сейчас звучит. Он только склонился ближе ко мне, касаясь своим носом моего, так что я чувствовала его теплое дыхание на своих приоткрывшихся искусанных губах. Внутри приятно теплилось странное чувство. Не было никаких бабочек. Было удивительно легко и хорошо. Хотелось и плакать, и улыбаться. А еще хотелось его. Сейчас. Здесь. До ужаса хотелось.
— Знаешь, что самое веселое? Изначально, я должен был вести немецкий. Но из-за того, что у вас не было преподавателя по английскому мне пришлось его заменить. Теперь же он появился и я со следующего года должен вести немецкий. И тут, ты. Переводишься в другую группу. Ну не судьба ли?, — весело и хрипло шепчет он в мои губы, а разум уже давно помахал ручкой на прощанье. Коленки аж трясутся от этого его немецкого. Просто поцелуй меня уже, Госпади!
Но нет. Он ждет, выжидает, наблюдает. Не торопится. С коротким грудным рыком не выдерживаю и сама его целую. Слишком уж хотелось почувствовать его губы на своих. Слишком хотелось почувствовать тепло его тела. Так давно об этом мечтала… И на те! Он сам пришел и признался мне в любви. Мечты сбываются? Тогда я самая счастливая в этом мире.
Все выходит резко, пылко, страстно и вместе с тем томительно. Хаотичные полу поцелуи полу укусы, так что губы припухли и пульсируют. Нервные движения руками у меня, и точные у него. Резко кладет руки на мои бедра, скрытые тканью юбки, оглаживает их и поддевает снизу, одергивая и задирая юбку к верху, касаясь оголенной кожи, обжигая ее своими прикосновениями и легко сжимая, поднимая и сажая на парту, отчего удивленно охаю, чем он и пользуется, углубляя поцелуй, исследуя своим языком все внутри — оглаживает ряды зубов, щекочет неба и сливается с моим языком, пытаясь сделать поцелуй еще более глубоким и страстным, хотя казалось бы, куда еще больше.
Становиться очень жарко, будто неожиданно появилась температура и начало лихорадить. Прекращаю оглаживать его руки и плечи, скрытые хлопковой черной рубашкой, от которой немедленно хочу избавиться. Пуговицы очень легко поддаются и практически сами выскальзывают из петель. Он продолжает оглаживать спину, бедра, талию, иногда проникая под мою свободную рубашку, что до недавнего времени была заправлена в юбку. Поднимаю ноги и скрещиваю их за его спиной, притягивая к себе еще ближе. Сейчас было все равно насколько пошло задралась моя юбка, насколько я блядски сейчас выгляжу.
Это было уже сумасшествие. Самое настоящее. Еще ближе, глубже. Как наркотик. Все время было мало.
Рубашка его медленно, словно издеваясь, съезжает по покатым плечам, открывая вид на широкую грудь и крепкий пресс. Откидывая ненужный элемент в сторону, зарываюсь пальцами в волосы, массируя кожу головы коготками, изредка сжимая пряди в кулачки. Максим теперь сам хочет избавиться от моей рубашки и делает это в два раза быстрее меня. Не сильно церемонясь, резко сдергивает ее с моих рук и откидывает куда подальше, отрывая от губ и спускаясь к шее, обводя черный контур татуировки-розы на шее, кусая кожу и оттягивая ее. Тихие стоны слетают с сухих приоткрытых губ, растворяясь в полумраке помещения.
Последней на горизонте маячит мысль: «Лишь бы он додумался закрыть дверь». Но уже и она исчезает, куда подальше. Даже если сюда декан с ректором зайдут, мне будет плевать. Слишком долго этого хотелось, слишком желанно каждое малейшее прикосновение, от которого кожа будто воспламеняется. Между ног уже давно мокро, хоть выжимай, а узел возбуждения стал практически болезненным. Максим на пару мгновений отрывает от шеи и ключиц и поднимает на меня свой взгляд потемневших глаз, которые стали темно-серыми, стальными. Щелчок, и уже первый элемент нижнего белья совершил полет в дальний угол аудитории. Адреналин, смешавшись с возбуждением, обострял все чувства еще сильнее.
Сначала он покрыл мою грудь влажными поцелуями, потом легонько вобрал один сосок, потянув и прикусив, срывая громкий стон, а потом зализал. То же самое Давыдов проделал и с другой грудью. Сил терпеть уже не было вообще. Хотелось почувствовать его сейчас в себе. И никак иначе. Зарывшись пальчиками в волосы, потянула наверх, заставляя оторваться и посмотреть мне в глаза.
— Если ты, черт подери, сейчас не воплотишь в жизнь самую главную фразу, что говорил мне вчера, я лично тебя изнасилую, — угрожающе низко прорычала я хриплым голосом, получив в ответ не менее хриплый смех и легкий чмок в нос.
Поняв, всю «опасность» ситуации мужчина поспешно огладил внутреннюю сторону бедра, кружа рядом с кромкой чулков, но не касаясь заветного места, скрытого шелковой тряпочкой.
— Что ты там говорил про чулки и стол вчера? — хрипло смеюсь я, тихо постанывая от его действий.
— Я был прав. Ты охриненно смотришься в таком виде, — рыкнув, мужчина стянул трусики и, быстро разделавшись с собственными штанами, вошел в меня рывком, заполняя полностью.
С губ сорвался негромкий крик. Было немного больно, все-таки воздержание приличное, но уже через пару медленных толчков, доводящих до исступления и изнеможения, я кричала и стонала от наслаждения. Все было просто идеально. Он идеально задевал все нужные точки, покусывал шею и играл с сосками, так что я уже давно потеряла связь с реальностью. Движения становились резче и размашистей, доводя до такой нужной и сладкой разрядки. Голос уже к чертям был сорван, а его гортанные рыки и хриплые стоны просто ласкали слух. Пара фрикций и оргазм настигает одновременно, так что перед глазами на секунду темнеет, а из горла вырывается откуда-то взявшийся вскрик. Давыдов изливается рядом на стол, продолжая тяжело дышать, расплываясь в глупой улыбке, как и я.
— Мой ангел, — не без какой-то гордости в голосе шепчет мужчина, вновь вовлекая в крыше сносящий поцелуй.
***
— Что? — хрипло и тихо ото сна говорю я в трубку, продолжая лежать на мягкой подушке, полностью обнаженная, укрытая мягким пледом. Глаза так и не хотят открывать, оно и к лучшему. На губах вновь начинает играть блаженная и счастливая улыбка, когда сзади на талию ложатся любимые руки, притягивающие к крепкой мужской груди, а на плече оставляют легкий нежный поцелуй. Я бы с радостью не брала трубку, если бы она не надрывалась уже битый час. Настойчивый выходит собеседник.
— Ты где шляешься? — в привычной резкой и грубой манере начинает Лиза, а я уже десять раз прокляла свою неосмотрительность. Надо было посмотреть, кто звонит!
— А что тебе можно, а мне нельзя? — все также сонно говорю я, балансируя на грани сна и реальности.
— У тебя чего голос хриплый? — удивленно спрашивает подруга.
— Представляешь, люди в четыре утра спят! — громко говорю я, теряя терпение, которое возвращает пара нежных поцелуев в шею и легкое покусывание мочки.
— Просто скажи мне где ты?
— У препода английского, отвали, — лениво отвечаю я, поворачиваясь в объятиях, сталкиваясь нос к носу с любимым мужчиной, который сразу же оттягивает и прикусывает нижнюю губу, срывая стон.
— Так, не устраивай мне секс по телефону, — наигранно строго сказала Лиза, хотя я уже знала, что ее просто распирает от смеха, — что? Любовь?
— Ага, любовь до гроба, отвянь, — резко отвечаю я и кидаю трубку, оказываясь прижата к Максиму, который сразу же вновь целует в губы, поглаживая бедра.
Где-то на фоне еще несколько минут надрывается телефон, а потом и он стихает, позволяя тишине воцариться в комнате.