Фельдер кивнул в знак согласия:
— Никто не может быть принужден отвечать на вопросы следственных органов. Тем более в случае, когда его показания могут быть использованы против него.
— Как видите, меня вам не запугать, — победоносно заявил Вольрих. — А что касается ваших измышлений, что фрау Хорстман в то критическое время с кем бы то ни было…
— Мы полагаем, что с вами, — сухо заметил Фельдер.
— Полагать вы можете, что вам угодно. Но свои версии вам придется подкрепить доказательствами. И не одним, а многими, непридуманными и существенными. Потому что доказывать предстоит вам!
— Совершенно верно, — согласился Циммерман, прежде чем уйти вместе с Фельдером. Фельдер шел за шефом следом и никак не мог понять, с чего вдруг на лице Циммермана взялась эта довольная улыбка.
Карл Гольднер добрался в такси до Виденмайерштрассе, а там роскошным лифтом поднялся на третий этаж.
Открыл ему слуга, удивительно похожий на английского дворецкого идеальной выучки. С холодной вежливостью спросил:
— Герр Гольднер?
Получив положительный ответ, торжественно сообщил:
— Герр фон Гота ждет вас.
Гольднер не переставал удивляться. Слуга провел его в библиотеку, где стеллажи, полные книг в кожаных переплетах, вздымались до потолка. В центре зала — стол, украшенный инкрустациями с античными мотивами, а на нем — кожаный глобус, словно созданный самим Мартином Бехай-мом. Возле стола — четыре староанглийских кресла, обтянутые темно-зеленым сафьяном. В одно из них уселся Гольднер.
— Глазам не верю! — воскликнул он, когда появился фон Гота, одетый в светло-серое, и сердечно приветствовал гостя. — Я попал по адресу, или у вас в полиции двойник, может быть, какой-нибудь заблудший брат?
— Нет, к счастью, я единственный оставшийся экземпляр нашей фамилии, — заверил его фон Гота.
— А в криминальную полицию вы подались из чистой любви к искусству?
— Исключительно, — подтвердил фон Гота. — Впрочем, еще из любопытства и от скуки. Знаете, иногда там бывает довольно увлекательно. А кроме того, регулярный доход и мне не помешает.
— Вам, такому богатому человеку?
— Я только наследник, герр Гольднер. Из боковой ветви вымирающего рода фон Гота. То, что вы видите вокруг себя, — все мое имущество. Его в два счета можно распродать, пропить и прогулять. И, признаюсь, порой так и делаю. Но не слишком часто. Я вовремя сумел подсчитать, что этого наследства мне хватит для безбедной жизни лет до сорока. И что потом? Найти подходящее занятие было для меня и вопросом средств к существованию.
— Но почему именно это?
— Не буду утверждать, что я люблю свою работу. Среди криминалистов трудно найти того, кто мог бы это сказать. Но, с другой стороны, это занятие дает возможность познать жизнь и людей в их экстремальных проявлениях, а это кое-что.
— Пожалуй, я вас понимаю. Вы боялись, что иначе ваша жизнь пройдет в пустопорожних разговорах с разными баронами и собственным дворецким, или опасались, что придется подыскивать невесту с многомиллионным приданым, чтоб выдерживать свой уровень жизни.
— Что-то в этом роде. Но учтите, у меня не только дворецкий, но еще и «роллс-ройс». Правда, его я передал в распоряжение одной фирме, которая сдает его напрокат с почасовой оплатой. А Бертольд, мой ангел-хранитель, пять дней в неделю работает в одном из ресторанов обер-кельнером и все же успевает вести все наше хозяйство. Знаете, он здесь еще со времен моего отца.
— Послушайте, я от вас просто в восторге! — Не удержавшись, Гольднер поднял бокал.
— Ну что ж, я рад! — улыбнулся в ответ фон Гота.
— Теперь, конечно, вы постараетесь использовать мое удивление и захотите получить побольше информации, — заметил Гольднер. — Не возражаю. Только я все то же самое постараюсь сделать с вами. Так выпьем за взаимное использование!
Шеф-редактор Ойген Клостерс рассказал позже:
— Вардайнер, прежде всего, человек честный и порядочный. Но в условиях современной журналистики это значит, что он слишком порядочный, неисправимый идеалист, не приспособленный к борьбе.
Он ведь до сих пор уверен, что в нынешнее время может позволить себе такую роскошь, как «доброе имя журналиста». В результате он помещает неудобочитаемые политические обзоры, вся суть которых заключена в фразе: «Это с одной стороны, но если взглянуть с другой стороны…»