Они прошлись по рождественской ярмарке. Темнело. Аннегрете захотелось жареную сосиску. Ева тоже проголодалась. Они подошли к лотку Шиппера, хотя отец запретил им что-либо у него покупать: «Этот Шиппер подкладывает в сосиски опилки, особенно на рождественских ярмарках, я уверен на все сто! А как иначе он смог сколотить себе на дом в Таунусе?» Но сестры тем не менее любили сосиски Шиппера больше всего. Может быть, такими вкусными их делал именно запрет.
Ева и Аннегрета стояли друг напротив друга и с удовольствием жевали. Аннегрета сказала, что еще хочет купить подарок Штефану – книгу Астрид Линдгрен, которую она очень ценила. Аннегрета считала, что Штефан уже выходит из возраста, когда нужны далекие от реального мира сказки, которые читает ему Ева. И она рассказала о сыщике, про которого книга. Мальчишка, чуть постарше Штефана. Братик уже созрел. Но Ева ее не слушала.
Ей бросился в глаза пожилой бородатый мужчина, который медленно шел по ярмарке, словно боялся поскользнуться на снегу. На нем было легкое пальто и черная-черная высокая шляпа с узкими полями. В руках он держал маленький чемодан. Мужчина подошел к лотку с южными фруктами, где на заднике висел большой платок, на котором было нарисовано восходящее солнце. Он что-то сказал продавщице, но, очевидно, не был понят. Тогда он достал из кармана и показал бумагу. Женщина за прилавком еще раз пожала плечами. Человек настаивал, тыкал пальцем в бумажку, на лоток. Женщина стала кричать:
– Я вас не понимаю! Не доходит? Не-по-ни-ма-ю. Nix capito!
Она отмахивалась от него, но человек не уходил. К жене вышел хозяин лотка.
– Вы, Израиль, уходите! Давай отсюда!
Ева не была уверена, точно ли расслышала слово «Израиль», но оставила Аннегрету, которая не видела произошедшего и теперь удивленно смотрела ей вслед, и подошла к лотку, к человеку в шляпе.
– Я могу вам помочь? Can I help you? – И еще раз повторила тот же вопрос по-польски.
Человек раздраженно посмотрел на нее, а Ева посмотрела на бумажку у него в руке. Буклет пансиона «Солнечный». Эмблемой пансиона служило восходящее солнце, и Ева обратилась к хозяину лавки:
– Господин ищет пансион «Солнечный». Он решил, что уж коли у вас солнце…
Но лавочникам было неинтересно, что там решил господин.
– Он собирается что-нибудь покупать? – надулся хозяин. – Если нет, нечего тут торчать. Пусть катится в свой Израиль.
Ева хотела что-то возразить, но потом тряхнула головой и обратилась к пожилому человеку:
– Пойдемте, я знаю, где находится этот пансион.
Человек ответил ей по-венгерски, Ева узнала язык. Правда, поняла она не много. Речь шла о каком-то пансионе. Она на секунду оставила приезжего и вернулась к Аннегрете.
– Я отведу его в пансион.
– Зачем? Что он тебе?
– Анхен, он совсем беспомощный.
Аннегрета бросила на мужчину в черной шляпе беглый взгляд и отвернулась.
– Ну ладно, выручай бродягу. Я за книгой.
Ева вернулась к бородатому человеку, который неподвижно ждал ее, казалось, он даже не дышал. Она хотела взять у него чемодан, но он не дал. Ева взяла его под руку и повела к пансиону. Старик шел медленно, как будто ему что-то мешало изнутри. Ева обратила внимание, что от него слегка пахнет горелым молоком. Пальто в пятнах, поношенные тонкие полуботинки, он все время поскальзывался, так что Еве приходилось крепко его держать.
Пансион располагался на соседней улице. У узкой стойки Ева обратилась к владельцу, рыхлому мужчине, который, судя по всему, только что поужинал и теперь, не стесняясь, выковыривал зубочисткой остатки еды. Да, для некоего Отто Кона из Будапешта забронирован номер. Владелец пансиона с неприязнью осмотрел бородатого. Тогда тот вытащил портмоне, из которого торчали новенькие банкноты по сто марок, и достал паспорт. Владелец пансиона отложил зубочистку и потребовал оплаты за неделю вперед. Бородатый положил на стойку одну банкноту, получил ключ от номера восемь и пошел, куда указал ему хозяин. О Еве он, кажется, забыл.
Она смотрела, как Отто Кон стоит перед лифтом с трясущейся головой. «Как баран на новые ворота», – подумала Ева и, раздраженно вздохнув, подошла к беспомощному человеку, опять взяла его под руку, повела вверх по лестнице и отперла дверь под номером восемь.
Они вошли в маленькую комнатку с простой кроватью, небольшим шкафом из дубового шпона и оранжевыми занавесками, которые горели, как огонь. Ева в нерешительности остановилась.
Человек положил чемодан на кровать и открыл его, как будто в комнате больше никого не было. Сверху лежала фотография размером в половину почтовой открытки. Ева разобрала силуэты нескольких человек. Она кашлянула.