Нам же не стоит ждать этого вымышленного человечества из фантастической эпохи. Все те же вопросы звучат сегодня, как и в любое другое время: они неизменно и неотделимо прилагаются к бытию, к существу человека. Гипотетическая конструкция нужна лишь затем, чтобы выявить все сущностное в чистом виде, чтобы освободиться от наносного, временного.
Но, скажут мне, у греков и римлян ведь не было еще никакого гуманизма: как и у турок, как и у евреев, как и у китайцев. Выходит, жить можно и без него, даже вполне недурно.
Это очень полезное возражение, которое в целом поможет нам прояснить суть проблемы. Гуманизм, как мы уже поняли, – это определяющая черта европейской общности, исторической и экзистенциальной: другими словами, это вовсе не какое-то общечеловеческое изобретение. Философской антропологии, которая имеет дело только с «человеком» как таковым, не стоит вообще тревожиться о гуманизме. Когда гуманизм – в своем просвещенческом изводе – пытается охватить общее у Конфуция с Сократом, то с гуманизмом западного мира, уникальным в своем роде, это уже никак не соотносится. Этот последний, говоря языком социологии, «привязан к месторасположению». В нем свое надлежащее выражение нашла та неповторимая всемирно-историческая ситуация, в которой укоренилась вся западная культура. «Наш европейский мир, – говорит Эрнст Трёльч, – не основан на восприятии Античности или на отрыве от нее: скорей он зависит от непрерывного и при том осознанного с нею срастания. Европейский мир состоит из Античности и современности, из древнего мира, прошедшего все стадии – от первобытности до сверхкультуры и самоликвидации, – и мира нового, выстраиваемого романо-германскими народами со времен Карла Великого и тоже проходящего через все положенные ступени. Эти два мира, глубоко различные по своим смыслам и по истории своего развития, так сплетаются в преемственных связях, так срастаются в исторической памяти, что современный мир, несмотря на свой совершенно новый, только ему присущий дух, повсюду оказывается исполнен и обусловлен культурой Античности, ее традицией, правовой и государственной системой, языком, философией и искусством. Это и придает европейскому миру его глубину, полноту, сложность и подвижность, а также черты, уже упомянутые, исторического мышления, исторической самопроработки. Потому, наверное, и сама идея о развитии существует только в рамках этого мира, средиземноморско-европейско-атлантического».
Сегодня мы четко видим это обстоятельство и можем его ясно выразить: это огромная заслуга исторических исследований, достижение подлинного, правильно понятого историзма. Теперь мы знаем, что единой человеческой культуры не существует, а есть череда культур, где-то друг с другом сосуществующих, где-то друг друга и замещающих: есть лишь некая вероятность, что когда-нибудь в отдаленном будущем все культуры сравняются и соединятся; знаем мы и другое: что наша культура – одна из многих, и претендовать на воплощение всей культуры как таковой она никак не может. Мы преодолели европейскую тенденциозность. Теперь мы уже не навязываем свои нормы культурам Индии и Китая. Но в этом ограничении есть и новая свобода: свобода для себя. Чем больше взрастают неевропейские культуры441, тем непосредственнее, свободнее и радостнее мы можем сами пользоваться нашим собственным правом: заново подкреплять родные нам формы культуры и распоряжаться тем, что мы унаследовали от предков. Возможно, ближайшие наши евразийские или восточные соседи – русские, например, или турки – захотят когда-нибудь влиться в западную культуру (как этого однажды захотели арабы), и потому мы вдвойне обязаны заново сформулировать чистую, внятную идею Запада – только тогда Восток сможет с ней сообразоваться.
Израиль – и в этом отношении, и во всех других – занимает особое положение. Иудаизм – досточтимый столп христианской культуры, христианского вероучения. Еврейский дух в Библии сливается с христианско-античным и находит свое филологическое выражение в Септуагинте и Вульгате. Все еврейское – по воле, наверное, высших сил – принципиально важно в рамках идеи Запада, на что явно указывает это само слияние, эта сплавка. Литературным покровителем и всемирно-историческим утвердителем христианско-иудейского сопряжения сделался, конечно же, святой Иероним; его полуторатысячелетнюю годовщину церковь поминала в 1920 году.