Вслед за Мангеймом, я тоже надеюсь, что нынешняя картина мира не застынет, не омертвеет. Мне, впрочем, кажется, что он значительно упрощает проблему «постоянного и изменчивого». С психологической точки зрения это, конечно, понять несложно: в пределах своего личного чувства времени мы – преимущественно или исключительно – воспринимаем и подмечаем момент перелома, преображения, перемены. В теории, впрочем, момент устойчивой неизменности заслуживает того же внимания. Тем не менее многие современные мыслители – к ним относится и Мангейм – несколько простодушно уравнивают перемену со всем драгоценным, а неизменность – со всем негодным. Перемены – это «жизнь» и «движение», неизменность – это «косность» и «смерть». С тем же успехом можно взять и просто переменить полюса: неизменность – нечто устойчивое, достойное («И неизменность наших дней земных предвозвещает образ жизни вечной»); перемена – нечто скверное, слабое, убогое. Гёте думал именно так; и очень многие, несмотря на разнообразие социологических точек зрения, ему в этом смысле вторили и с ним соглашались.
У Мангейма, с другой стороны, предпочтение последовательно отдается опыту современности, так что это становится уже системой, нормативным правилом (вероятно, сам этот подход тоже можно проанализировать с духовно-исторической и, пожалуй, социологической позиции); он отстаивает «динамическое» мышление в пику «статичному». Он заклинает нас не погрязнуть «в застарелых тенетах умственного постижения, не допустимых уже на современном уровне развития». Все «сформировавшееся» у Мангейма немедленно отождествляется с «застарелым» или «тупиковым», каковое, в свою очередь, равняется у него «рационализированному». Он борется со «статичной картиной мира, присущей всякому интеллектуализму». Что ж, все это, по существу, является популярным отражением расхожих жизненных философий 1910 года, которые нужно, в конце концов, рассмотреть основательно. Следует выделить их «застарелые» составные части, а затем от этих частей избавиться, заменив их на что-то новое.
В первую очередь нужно ввести понятие о константности. С его помощью точка идентичности увязалась бы с точкой трансформации; точка «статики» – с точкой «динамики». Это объединяющее понятие, способное в то же время выявлять новые смыслы и поддерживать всю систему. Оно встречается в математике, физике, химии, астрономии; есть у него свое выражение и в органической природе, и в социальной.
Распространившийся сегодня релятивизм еще можно выправить, если только принято будет учение о константах, причем это должны быть константы во всех онтологических сферах. Вполне может оказаться, что как минимум некоторые из тех абсолютных величин, с которыми сегодня не борется только ленивый, на деле окажутся такими константами. Можно сказать, например, что к числу констант уж точно относится разум: формы и проявления могут разниться, но сама сущность разума остается самотождественной во всех возможных преобразованиях.
И в этом смысле я решительно осуждаю социологию знаний 1929 года: в своей борьбе против «статики» она одновременно ниспровергает любую приверженность хоть чему-нибудь абсолютному; вплоть до того, что такую приверженность и такую веру социология тщится дискредитировать даже в нравственном отношении. Кажется невероятным, но это действительно так. В социологических исследованиях всем оппонентам и инакомыслящим постоянно, систематически приписывается какое-нибудь своекорыстие; мне лично всегда казалось, что такие приемы свидетельствуют о низком уровне ведения дискуссии. Но социология знаний выносит такой приговор: «Иногда просматривается даже нечто зловещее в том, как некоторые, игнорируя современную мысль и само современное бытие, заявляют об обладании чем-то „абсолютным“ и ищут в этом собственное превосходство. Такое самовосхваление и самовозвышение через абсолютные величины чаще всего спекулирует на простых потребностях общества, нуждающегося в чувстве своей защищенности… Абсолютного, безусловного сегодня ищут по большей части не люди деятельные, а те, кто хочет стабилизировать ситуацию, дабы не растерять своего давно уже обретенного благополучия…»