Лидия чувствовала: от сражений ее сын смертельно устал на фронте и новых не вынесет. Одержимая надеждой Вера стала такой же слепой, как Альберт.
В раковине высилась гора немытой посуды, и Лидия зацокала языком, хотя на самом деле не злилась. Тяжело опустившись на стул, она перевела дыхание.
Вера теперь работала у модистки в Нью-Кроссе, и покупками занималась Лидия. Сегодня она прошла по Олд-Кент-роуд целую милю — заглянула и к мяснику, и к бакалейщику, и, хотя была не пятница, в рыбную лавку: Альберту требовался лед.
«Как ваш сын? — спрашивали знакомые. — Надеюсь, получше? Как он сейчас себя чувствует?»
Альберт умирал, а «сейчас» растянулось на годы.
У лавки стоял мужчина с костылем — старый или молодой, не определишь — и играл на губной гармошке. Грязный костюм в тонкую полоску, возможно, шил хороший портной. Несчастному ампутировали правую ногу и предплечье. Пустую штанину он завязал узлом, а рукав перехватил веревкой. Лидия бросила фартинг ему в шляпу, но, как ни ругала себя за малодушие, в глаза посмотреть не смогла.
Чуть дальше по улице стоял еще один нищий и свистел, а монеты собирал в грязную тряпку у ног. Лидия перешла через дорогу, от нищего подальше.
Следовало их пожалеть, а она кипела от злости: эти нищие могут стоять, пусть даже не совсем прямо. У них есть руки, чтобы держать гармошку, губы и здоровые легкие, чтобы свистеть. Лидии стало стыдно: надо же, обозлилась на всех людей, даже на дорогого мужа Лемюэля, у которого переход от жизни к смерти получился быстрым и решительным, а бедняга Альберт безнадежно застрял где-то посредине.
Порассуждала — и хватит. Лидия не из тех, кто тратит время на «если бы да кабы».
Она вымыла посуду, приготовила на ужин овощи, зашила и погладила гимнастический костюм Рейчел.
Раньше-то, думала она, клацая наперстком по иголке, кувыркам и наклонам девочек не учили. Работы по дому было столько, что других упражнений не требовалось. Рейчел — умница, получила стипендию, учится в кэтфордской частной школе. Там небось уверены, что их ученицы не станут ни мыть полы, ни таскать уголь, ни стирать и растолстеют.
Лидия мечтала, чтобы после этой школы, где форма и учебники стоили целое состояние, Рейчел стала женой доктора или бизнесмена и поселилась на красивой вилле в Даличе или Блэкхите. Рейчел росла девочкой разумной — хотя ее и избаловали, — доброй и великодушной. Она умела обнадежить и развеселить, даром что отличалась вспыльчивостью.
Вот Майкл — совсем другое дело. Он не обладал ни жизнерадостностью сестры, ни умением с ангельским видом делать что вздумается. Рейчел встречала проблемы лицом к лицу, а Майкл отворачивался. Внешностью он пошел в дедушку — те же густые темные волосы, с которыми без бриолина не справиться, те же бездонные колодцы-глаза. Лидия смотрела на внука и видела своего дорогого Лемюэля.
Лемюэль обожал пачкать красками холст, и, к несчастью, — или вдове негоже так думать? — его страсть, перескочив поколение, досталась Майклу. Внук унаследовал лицо и душу Леми, но, чувствовала Лидия, пострадал от войны не меньше Альберта.
Десять лет назад, когда Лидия за руку привела Майкла в комнату отца, мальчик не задрожал и не заплакал, но что-то в нем надломилось. Он стал замкнутым и отрешенным, и это очень не понравилось Вере, и за это она наказывала сына. До порки и угроз не скатывалась, но постоянно придиралась и намекала, что он обелится в ее глазах, лишь став таким, как отец.
Лидия не вмешивалась. Она понимала: Майклу не выиграть. Он угодит матери, только если станет больше похожим на Альберта и займет его место, но при этом не превратится в его копию, дабы не напоминать то, что Вера потеряла.
Лидия жила в доме невестки, поэтому судить и критиковать не имела права. Только разлада им не хватало — семья и так держится на честном слове.
«Беда не сплотила нас и не сделала сильнее, — думала Лидия. — Мы притворяемся так же, как все». Война ранила и истощала сердца, несла такую усталость, что душа рвалась на свободу, прочь от всего, даже от любви.
Лидия отрезала нитку — костюм Рейчел готов. Киснуть бессмысленно.
К обеду стало пасмурно, и в сумраке Лидия почти ничего не видела. Дождь напоминал темную пелену, а каменные ступеньки за окном кухни блестели. Лидия подогрела суп с бараниной, завернула лед в кусок ткани и на подносе понесла Альберту. К супу он, вероятно, не притронется, зато с удовольствием растопит на себе лед.
— Майкл, слава богу, ты пришел! — Франческа выскочила из-за спины служанки и дернула его за рукав. — Скорее! Здесь полно людей, которые ненавидят друг друга. Замышляется убийство, мы должны спрятаться!