Вот что манило многих в дальние прусские земли и заставляло правителей разных земель отправляться на восток. Французские вельможи и английские принцы оказывались при дворе великого магистра в Мариенбурге и в орденском войске. Для немецкого дворянства величайшей честью было посвящение в рыцари в литовском походе. В Европе рыцарство как образ жизни почти перестало существовать или утратило свой глубокий внутренний смысл, а в главной резиденции ордена, стены и шпиль которой возвышались над Ногатом, неожиданно начался его расцвет.
Теперешние рыцари предпринимали свои походы ради иных целей, нежели крестоносцы, боровшиеся вместе с орденом против язычников-пруссов. Изменился и сам орден, сформировавшийся из немецкой знати и по-своему отражавший ее умонастроения. Дело не только в том, что орден вынужден был больше, чем ему бы того хотелось, подстраиваться под своих добровольных помощников, чтобы не лишиться ежегодного притока сил, просто и внутри него совершалась некая эволюция. Среди братьев теперь преобладали рыцари. По сравнению с рыцарским образом жизни, монашеская жизнь теперь казалась бессмысленной. В двойном предназначении ордена сиюминутное одержало победу над потусторонним. Поэтому и борьба с литовцами постепенно теряла свой религиозный смысл, превращаясь в рыцарскую забаву. Язычник уже не был врагом веры, подлежащим безжалостному уничтожению, как сказал бы летописец первой половины века. Язычник был боевым противником, он не был хуже братьев или крестоносцев. Теперь летописец уже мог позволить себе похвалить литовского главаря за удачный набег, а ведь прежние летописцы только сожалели бы о поражении христианской веры. А сами походы против язычников были теперь для германских рыцарей не более чем веселой охотой. Они углублялись в земли жемайтов, насколько позволяла погода и прочие условия, грабили, жгли и преследовали врага:
Не унывай! Гони да нападай! Представь, что это лисы или зайцы.Поистине блестящим рыцарским упражнением можно назвать путешествие молодого герцога Альбрехта III Австрийского, который в 1377 году прибыл в Пруссию в сопровождении 2000 конных воинов и поэта Петера Зухенвирта, поскольку
По зову сердца прибыл он сюда, Он в рыцари желал быть посвященным.Теперь в военный поход отправлялись ради посвящения в рыцари. Пребывание в Пруссии начиналось с пышных празднеств в Торне и Мариенбурге. Затем в Кенигсберге для самых прославленных рыцарей накрывали «почетный стол»: на праздничной трапезе их удостаивали чести сидеть выше остальных воинов, за особом столом великого магистра, и щедро одаривали. А потом начинались и сами военные действия; рыцари шли
в страну Позора и Стыда, на свадьбу — дорогие гости. Пришли непрошенно, и кости нашли языческие в танце, и шестьдесят их полегли, потом деревню подожгли, и пламя встало в облака{53}.Во вражеских землях юный герцог получил «почетный удар» мечом, что и сделало его рыцарем; кроме него еще 74 молодых дворянина были посвящены в рыцари. Цель похода была выполнена. Взяв нескольких пленных и подустав на марше, во время которого, как утверждает поэт, лошади по самые седла увязали в грязи литовских дорог, рыцари вернулись в Пруссию. В Кенигсберге началась новая серия празднеств, потом великий магистр поблагодарил юного князя за то, что он «поистине благопристойно» выдержал это испытание, и Альбрехт, воспетый поэтом, вернулся на родину.
Рыцарский элемент ордена обрел ко времени правления Винриха фон Книпроде свой благородный чеканный профиль. Господствовала культурная форма правящего слоя, который, приняв обет Немецкого ордена пресвятой Девы Марии, управлял страной. Именно теперь на небывалую высоту поднялась архитектура ордена, характерная своей монументальностью и богатством формы, а поэтическое искусство, процветавшее в первой половине века, напротив, угасло. Внутренний пыл, творчество, идущее от самого сердца, царившие во времена Лютера и в поэзии, и в колонизационной политике, исчезли под тяжестью внешних форм. Так выглядит эпоха Винриха. Давно проросли зерна немецкой культуры, брошенные в свежую прусскую почву. Созревал урожай. Благодаря стараниям самого ордена, политическая и культурная жизнь государства приняла окончательные и совершенные формы. Казалось, богатству и власти не будет конца. Уже позднее появились рассказы о зажиточных крестьянах, отличавшихся небывалой заносчивостью: якобы они посадили великого магистра на сундук с золотом, а самих так и распирало от чванства. В Германии сообщалось о переполненной орденской казне в Мариенбурге. Похоже, Пруссия никогда не была так богата и так счастлива, как теперь, когда пост великого магистра занимал убеленный сединами Винрих фон Книпроде.