Но кое-чем эта жалованная грамота внушает сомнение, на которое наталкивает решение, принятое архиепископом Майнцским. Поскольку Райхенбах входил в его диоцез, Немецкий орден обратился к архиепископу с просьбой подтвердить пожалование, что тот и исполнил 25 февраля 1211 года, сразу же поняв, однако, что лучше бы ему этого не делать. Сохранилась изданная на другой день грамота архиепископа, где в пространном Narratio, то есть в той части грамоты, которая дает детальное обоснование содержащегося в грамоте решения, сообщается, что графы, пожаловавшие ордену в 1207 году райхенбахскую церковь, ранее преобразовали ее в женский монастырь. Правда, во время войны монастырь был до основания разрушен, но право распоряжаться церковью и ее собственностью принадлежало ныне архиепископу. По этой причине он не признал пожалования графов, что, впрочем, не помешало архиепископу даровать церковь Немецкому ордену от своего имени.
Дарители 1207 года, хотя и дезавуированные в 1211 году, могли оказывать содействие новому ордену. По крайней мере, мы встречаемся с еще одним представителем знати как со свидетелем пожалования ордену. Известно, что в 1219 году в Райхенбахе жили два брата ордена. Контекст довольно типичен для духовно-рыцарского ордена. Горожанин Фрицлара (что в нескольких километрах от Райхенбаха) подтверждает в грамоте, что занял деньги у братьев Немецкого ордена в Райхенбахе, отдав им в залог два дома во Фрицларе, и если не вернет долг через несколько недель, то дома отойдут к ордену.
Такой контекст весьма показателен для духовно-рыцарских орденов, нередко игравших роль кредиторов. Это удивительно, так как в средние века денежные ссуды под процент были строго- настрого запрещены Церковью, авторитетом для которой в этом служил Ветхий Завет. Но возможности обойти этот запрет были, и наиболее частым обходным маневром служил залог земельных владений в обмен на кредит. Прибыль, полученная от земельного залога, переходила к кредитору, выступая в качестве процента. В период Высокого Средневековья функционировал весьма оживленный рынок капитала, и имевшие достаточно денег (или земельных участков) могли выходить на него. Духовно-рыцарские ордены, пользуясь этим, продавали освобождение от крестовых походов, нередко за крупные наличные, что обеспечивало им активную роль на кредитном рынке. Поэтому неудивительно, что основанный в Райхенбахе дом Немецкого ордена уже в 1219 году выступает как кредитор и покупает землю.
Через полгода, летом 1219 года, а затем в 1220 году наблюдается дальнейший рост этого орденского дома, приумножившего свои богатства и пополнившегося новыми членами. Граф Генрих фон Райхенбах, вышеупомянутый даритель 1207 года, сам вступил в орден и при этом, с согласия троих сыновей, пожаловал ему шесть деревень. Через год один из сыновей графа последовал примеру отца и, вступая в орден, пожаловал ему две деревни. Итак, дом Немецкого ордена в Райхенбахе имел теперь восемь деревень и получил право пользования доходом с этих деревень и право власти над их обитателями.
Такой процесс неоднозначен. С одной стороны, можно думать, что даритель до самого последнего момента управляет своим пожалованием и монашеское братство служит ему, как Богу. С другой — не исключено и то, что даритель, вступая в монашеское братство, вновь обретает способность пользоваться пожалованной собственностью. А в случае если учредитель уже стар, то такой поступок вполне мог быть продиктован желанием обеспечить заботу о себе в преклонном возрасте.
Впрочем, даже если в подобном случае руководствовались не Расчетом, а искренним благочестием, о пожаловании надо было заботиться; по крайней мере, по немецкому обычному праву земельная собственность (в нашем случае пожалованные деревни) не считалась личной собственностью и, следовательно, не могла быть пожалована. Обе грамоты доносят и то, что дарители заручались согласием ближайших родственников. Старший граф говорит, что он получил согласие жены и обоих сыновей, не вступивших в орден. Один из них, Готфрид, был, вероятно, еще очень юн. В первой грамоте он назван scolaris, то есть школяр; возможно, графский сын посещал монастырскую школу. Если так, то не исключено, что отец думал посвятить его Церкви.
Но граф Готфрид фон Райхенбах монахом не стал, и пожалование 1219/1220 года, похоже, было оставлено на произвол судьбы. Когда scolaris вырос, возникла распря между ним и его братом-мирянином. Старший брат упрятал младшего, бывшего школяра, в тюрьму, но тому удалось бежать и найти приют в доме Немецкого ордена в Райхенбахе. Значит, бывали иные способы использования обителей монахов их благодетелями. Затем Готфрид фон Райхенбах пытался оспорить пожалование 1219/1220 года, ведь тогда он был еще ребенком. Как развивались события, неизвестно, ибо уцелел всего один документ, подытоживающий данную распрю, — грамота от 1243 года, в которой говорится, что пожалование было совершено без согласия графа и потому силы не имеет, но что теперь он дает свое согласие. Интересно было бы узнать мотивировки его поступка, шла ли речь о взаимных обязательствах и каких, но об этом грамота молчит. Arenga и в данном случае сформулирована изящно: «Поскольку мы ищем мира и спасения для себя, то стараемся положиться на силы других, прежде всего — монахов». О том, что побудило его к этому, грамотодатель не говорит.