Ефрейтор 28-го егерского полка 8-й немецкой дивизии Леопольд Бишоф в своих показаниях о судьбе советских военнопленных, заключенных в барановичской тюрьме, писал: «Большая часть военнопленных (более 83 проц. узников.— Авт.) была вынуждена жить под открытым небом. Наступила зима, а с ней дожди, снег, холода. Пленные ночевали на дворе. Разводить огонь было воспрещено... Так, с 6 октября 1941 г. по март 1942 г. умерло примерно 3,5 тыс. человек, вернее, они были расстреляны. Число расстрелянных, по-видимому, превышало несколько тысяч, и, наверное, точно его никогда не удастся установить». Далее, сообщает Бишоф, в среднем от болезней и голода умирало 80 человек в сутки. Эта цифра достигла 320 человек с наступлением холодов в январе 1942 г. Пола, печей, подстилок из соломы в бараках этого лагеря не было, а на улице 35-градусный мороз, такая же температура и в бараках. Кто цеплялся за жизнь, тот целые ночи напролет двигался, чтобы согреться. «Пробегав целую ночь, люди ослабевали с каждым днем, и это все при плохом питании. В конце концов, в одну прекрасную ночь человек ложится, чтобы больше никогда не проснуться»
О том же говорит заместитель коменданта лагеря № 131 Лангут: «Нормально этот лагерь мог принять только 3 тыс. человек, а в то время он уже имел 17 тыс., а впоследствии — 30 тыс. человек. В лагере не было воды, уборных и т. п... в сентябре 1941 г. до 20 тыс. военнопленных находились на улице, они не имели помещения и должны были сидеть под открытым небом»271272. В лагере № 131 в Бобруйске была отведена специальная штрафная площадка, куда Лангут однажды согнал 12 тыс. пленных, говорит П. М. Богдан. Всю ночь люди стояли по колено в воде, а сверху шел декабрьский дождь, днем же их выводили на тяжелые работы. Подобные пытки, голод и изнурительный труд доводили людей до крайней степени отчаяния. Люди сходили с ума, умирали, а живые бросались на проволоку, шли на ура в атаку, но всякий раз живая стена падала замертво от пулеметного
огня. Иные сами подходили к часовому и просили, чтобы он расстрелял их.
В докладной записке министериального советника Дорша рейхслейтеру Розенбергу от 10 июля 1941 г. читаем: «В минском лагере273, расположенном на территории размером с площадь Вильгельмплац, было собрано 140 тыс. военнопленных и гражданских лиц. Пленные, загнанные в это тесное пространство, едва могут шевелиться и вынуждены отправлять естественные надобности там, где стоят»274.
Самым распространенным и жестоким методом массового уничтожения военнопленных было обречение узников на голодную смерть. Призрак голодной смерти безжалостно косил измученных людей и сотнями уносил их в могилы. Многочисленные документы и свидетельства узников и немецких военнопленных показывают, что во всех лагерях, размещенных на территории Белоруссии, существовали унифицированные нормы питания пленных, состоявшие из пол-литра мучной баланды или супа из гнилого и немытого картофеля и не более 100 граммов хлеба из смеси ячменя с древесными опилками. Таков дневной рацион советского военнопленного. Часто были отклонения, когда пленных вовсе не кормили по нескольку дней кряду. Об одном из таких «отклонений» в езерищенском лагере (Витебская область) 22 марта 1943 г. писал секретарь Меховского подпольного райкома комсомола Ра-ханов: «Страшную картину представлял этот лагерь смерти. Замученных, голодных пленных немцы не кормили. Однажды они решили «оказать милость» — заставили крестьян притащить сдохшую лошадь. Варить не разрешали, и обезумевшие от голода люди с жадностью ели дохлятину»275.
Голод доводил людей до людоедства, сообщает Г. А. Воронов о шталаге № 352. Такие случаи наблюдались во многих лагерях Витебской, Полоцкой областей, в кричевском лагере, в лагере близ аэродрома Луполово (Могилевская область) и других местах Белоруссии. Немецкие солдаты, пользуясь таким состоянием военнопленных, вырезали у убитых пленных печенку и продавали ее обезумевшим от голода людям *.
Изнуренные тяжелой работой и до крайности истощенные люди обычно едва волочились на распухших, одеревенелых ногах, за что лагерная команда беспощадно избивала их. Избиение заканчивалось только тогда, когда жертва умирала.
Лагерная команда по самым пустячным причинам жестоко наказывала пленных. Так, за поломку нар в лагере № 352 комендант лагеря Липп выгнал пленных на мороз, среди которых были больные, раздетые и босые. Продержав на улице семь часов, пленных привели в бараки, а на месте наказания осталось лежать более 200 трупов276277.
В Езерищенском лагере пленных обвинили в краже одной буханки хлеба. Их выстроили и начали издевательский допрос. Угрюмым и презрительным безмолвием пленных было сказано, что виновных нет. Тогда немцы начали стрелять по строю. Убитых хоронить не разрешали, раненые умирали в страшных муках. Однако этого палачам показалось мало. Пять дней они не давали пленным пищи и воды. Убитых и умерших выбрасывали за проволочную ограду лагеря. Всего таким образом в этом лагере было замучено 45 процентов состава военнопленных 278.
Дорого обходились военнопленным допросы, производимые немцами в целях выведывания военной тайны. Бывший начальник полиции безопасности в Орше, Орле, Брянске и Слониме обер-лейтенант Кох показал, что им лично на следствии застрелены три советских офицера. «Здесь мы их стали допрашивать,— говорит Кох,— но так как они молчали, то мы их избивали, подвешивали на дверь, а также пытали электричеством. Один из трех человек лично мною был ранен... Я проколол ему живот шомполом»279.
Положение советских военнопленных в лагерях было настолько тяжелым и беспросветным, что многие доходили до отчаяния и кончали жизнь самоубийством, либо провоцировали расстрел, как наиболее легкое и верное средство избавления от непрерывных жестоких мучений.
Голод, большая скученность, непрерывные истязания и инфекционные болезни приводили к невероятной смертности среди пленных. В гомельском центральном пересыльном лагере, где одновременно томилось 30 тыс. человек, читаем в сообщении Чрезвычайной комиссии, смертность доходила до 300— 500 человек ежедневно.
Как ни велика была смертность в лагерях, лагерные врачи умышленно распространяли инфекционные заболевания среди пленных. В бобруйском лагере, например, они совместно с лагерными офицерами отбирали сыпнотифозных и размещали их среди пленных, где еще не было очагов вспышки эпидемии.
Все это не укладывается в воображении, однако безумству фашистов не было предела, и они учиняли все новые и новые зверства. В тех случаях, когда лагерные команды не справлялись с уничтожением пленных, они призывали на помощь маршевые войсковые части.
Об одном из случаев массового расстрела в штала-ге № 352 мы узнаем из показания участника этого чудовищного преступления Алоиза Геттериха, солдата 559-го полка 327-й немецкой пехотной дивизии.
27 января 1943 г. обер-лейтенант Пихтер сказал, что батальон снимается с марша для выполнения «особого задания» в Минске. В течение 28—31 января батальоном было расстреляно 10 тыс. советских военнопленных и мирных граждан, в том числе женщин, стариков и детей280. Учинив это злодеяние, батальон отправился на фронт.
271
«Зверства немецко-фашистских захватчиков». Документы, вып. 8. Воениздат, 1943, стр. 41—43.
272
«Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР (15— 29 января 1946 г.)», стр. 339, 340.
279
«Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР (15—29 января 1946 г.)», стр. 111.
280
См. «Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР (15— 29 января 1946 г.)», стр. 255.