— Давай, вот они! Давай, я — в первый!
Фалалеев ничего не ответил. Он продолжал выжидать. Это был опытный бронебойщик. Но теперь он держал самое серьезное испытание перед полком, который любил его, и перед народом, который доверил ему этот рубеж. Может быть, через полминуты его уже не будет в живых — молодого старшего сержанта Фалалеева, но он должен сделать все, чтобы тот крайний „тигр“ больше не двигался. Там, в окопах, товарищи. Они впервые видят этот танк, но они спокойны, они знают, что Фалалеев сделает свое дело. Так думал он в эти короткие минуты, напряженные мгновения и ждал, целясь в смотровую щель тяжелого танка. Он знал все уязвимые места этих „тигров“.
Пора! Фалалеев крепче припал к своему ружью и выстрелил. В ту же минуту он услышал выстрел Усамбекова, „тигры“ направились прямо к ним, очевидно боясь подставить под удар свои бока. Бронебойщики снова прицелились. Два выстрела слились в один, и два танка запылали. Усамбекоь улыбнулся и прошептал:
— Это „тигры“, да?
— Они самые. Ага, эти уже разворачиваются!
Немецкая бронированная колонна начала было обходить свои подожженные танки, но ее уже расстреливали, поджигали бронебойщики. К Фалалееву подполз старший лейтенант Сердий и крепко обнял его. Еще одна танковая атака была отбита»[7].
Непрерывно атакуя позиции полков, фашисты, вероятно, рассчитывали, что в конце концов наступит предел человеческому напряжению, что яростные атаки танков и пехоты, сопровождаемые мощнейшими бомбардировками с земли и с воздуха, приведут наконец к душевному надлому людей, к тому состоянию усталости, которое заставит их отступить. Враг, однако, просчитался. Никто из воинов полка не проявил малодушия. «Уставала» сталь, докрасна накалялись стволы пушек и пулеметов, но люди, казалось, не знали усталости. Они защищали Родину до последней возможности.
К полудню осложнилась обстановка на участке обороны 321-го стрелкового полка. Вражеские войска, вклинившиеся в оборону соседней 132-й стрелковой дивизии, крупными силами стали обходить полк Г. С. Волощенко с фланга. Это ставило его в исключительно трудное положение.
Чтобы не допустить окружения полка противником, я приказал Волощенко немедленно отводить батальоны в район Соборовки. Отход прошел благополучно.
В этом бою был тяжело ранен и вскоре скончался любимец личного состава комсорг полка Пантелей Айбабин из Сыктывкара. Часы его жизни были сочтены, но он говорил не о себе, а о том, как остановить фашистов.
На вновь занятом рубеже полк отразил до десятка вражеских атак. Однако часам к шестнадцати противнику ценой больших потерь все же удалось захватить западную окраину Соборовки. Видя такое критическое положение, я принял решение контратаковать противника прибывшим от командарма резервом и силами 321-го полка.
После непродолжительного артналета, в котором участвовали гвардейские минометы, танки и самоходки, первыми ринулись в контратаку воины второго и третьего стрелковых батальонов полка и навязали гитлеровцам ближний бой, переходивший в рукопашные схватки. Гитлеровцы не выдержали натиска и вынуждены были отойти, оставив на поле боя больше сотни своих убитых солдат и офицеров.
676-й стрелковый полк по-прежнему оставался на первом оборонительном рубеже. Стойкость воинов полка и частей его усиления бесили гитлеровцев. Они спешили отрезать полку пути отхода, окружить и уничтожить его вместе со всеми приданными подразделениями.
В конце концов отрезали, окружили. День уже клонился к вечеру, когда подполковник Н. Н. Оноприенко доложил по рации:
— Восемнадцать танков противника с автоматчиками на броне оседлали дорогу Бутырки — Дружковецкий. С противоположной стороны к дороге вышли до сорока танков с пехотой, замкнули кольцо окружения.
— Ищите в кольце слабое место. С наступлением темноты выводите полк из окружения. Помощь артогнем будет. Сообщите время начала выхода.
Старший лейтенант В. Н. Ботковели.
Обстановку доложили командарму. Несмотря на то, что противнику удалось несколько потеснить 47-й и 321-й полки, действиями дивизии командарм был доволен. Она отвлекла на себя крупные силы гитлеровцев, сдержала их натиск и вместе с соседями сорвала замысел глубокого вклинения. Задуманный фашистскими генералами танковый таран, рассчитанный на молниеносный прорыв, не достиг цели.