Как-то в конце сентября на КП 354-й дивизии приехал командарм. Выслушав доклад комдива, он стал подробно расспрашивать о поведении противника, вникал в самые мелкие, казавшиеся на первый взгляд незначительными, детали. Не ничего особенного, заслуживающего пристального внимание или настораживающего сообщить командарму не мог. Помимо артиллерийского обстрела позиций, никаких действий противник не проявлял.
Внимательно просмотрев карту, на которую начальником оперативного отделения штаба дивизии подполковником Оськиным с пунктуальной точностью было нанесено расположение всех частей и подразделений дивизии, Павел Иванович сказал:
— Пойдем-ка сходим на ваш наблюдательный пункт и на месте уточним начертание обороны врага, а заодно посмотрим и оборону правофлангового полка.
На НП обычно выходили затемно, чтобы не попасть на мушку гитлеровским снайперам, действовавшим в ту пору особенно активно, а в этот раз уже стоял ясный день. Попытался отговорить Павла Ивановича. Нельзя, мол, рисковать, опасность большая, но он отделался шуткой:
— Это тебе опасно. Ты высокий, из траншеи виден, да и в лицо тебя хорошо запомнил противник, когда ты его к Нареву гнал. А меня только по фамилии знают. Да и траншеи да мой рост хватит с лихвой.
Позвав своего шофера, генерал Батов велел ему принести специально привезенную с собой солдатскую форму. Тут же переоделся и стал похож на обыкновенного рядового бойца.
В полк шли по траншее, где ползком, где перебежками, полусогнувшись. Командарм часто останавливался, беседовал с бойцами, расспрашивал, как организован их быт, получают ли регулярно горячую пищу, когда в последний раз мылись. Бойцы охотно отвечали на его вопросы, и никто из них и не догадывался, что говорит с командармом.
Наконец добрались до оборудованного на опушке леса западнее деревни Пискарня Дужа наблюдательного пункта. Командарм долго и пристально изучал передний край противника, а потом сказал:
— Самый опасный участок у вас. Его надо особо укрепить. Как с минами? Достаточно ли хорошо заминирован передний край?
— Достаточно, товарищ командарм. Плотность — две мины на квадратный метр.
— Хорошо, — похвалил командарм и, продолжая свои мысленные раздумья, произнес вслух: —Да, заманчивое направление для наступления противника, очень заманчивое. Возьмете армейскую штурмовую роту и произведете за счет нее уплотнение боевых порядков полков первого эшелона. Помимо этого, получите в резерв корпусной танко-самоходный полк Соколова. Расположите его в районе Тшепово, Погожелец.
В первые дни октября противник усилил боевую активность. Оборонительные позиции дивизии стали подвергаться массированным артналетам. Начав с 800 снарядов в день, гитлеровцы довели число артиллерийских выстрелов до 1200. Огонь велся бесприцельный, по площадям, тем не менее подразделения несли потери в людях и боевой технике. Во время одного из таких налетов был тяжело ранен осколком снаряда дивизионный инженер подполковник Ф. И. Зборовский и некоторые другие командиры. На должность дивинженера прибыл подполковник П. Д. Ефремов. Специалист тоже неплохой, но ему, новому в дивизии человеку, требовалось время, чтобы как-то акклиматизироваться, освоиться, привыкнуть к людям. А времени оказалось в обрез.
Ночью 2 октября из всех трех полков последовали сообщения: из района Блендостово и по дороге на Мешки слышен шум танковых моторов. Немедленно доложил об этом комкору Алексееву.
— Не пори горячку, — выслушав доклад, сказал Дмитрий Федорович. — Прикажи командирам полков, чтобы глядели в оба.
Сказал спокойно, даже слишком спокойно. Впрочем, ничего необычного в этом не было. Мы знали о манере комкора отвечать именно так или примерно так, когда ему докладывали о чем-либо не очень доказательно. Он всегда требовал: прежде чем докладывать, убедись сам, что за тем или иным событием скрывается что-то важное, имеющее отношение корпусу в целом, а не местное.