Элен сверилась с графиком:
— Фултон, Гаррисон и Фимли.
— Надеюсь, им удалось поспать. Похоже, они нам понадобятся.
— Обзвонить их?
Ален задумался. Вся троица жила в городе, в пяти минутах езды от больницы даже в плохую погоду. Он один предпочел уединиться Бог знает где, в хижине на недостроенной дороге.
— Пока не надо, сначала посмотрим, как себя чувствует наша знаменитая пациентка. — Уж он-то прекрасно знал женщин типа этой Адам. Когда-то, в другой жизни, он даже любил подобную женщину. И бесконечно верил ей.
И вот, когда Ален больше всего нуждался в ней, она предала его, как почти все остальные, кто был дорог ему в то время.
— Посмотрим, как миссис редактор поведет себя при пальпировании живота, пробормотал доктор.
— Первая палата, — напомнила ему Элен. Ален откинул портьеру и вошел в крошечное помещение. Миниатюрная женщина, свернувшаяся в клубочек под простыней, открыла глаза и ухитрилась изобразить улыбку.
Несмотря на взъерошенные каштановые волосы и припухшее лицо, она была достаточно хороша, чтобы он пожалел, что не соизволил соскрести утреннюю щетину.
— Вы, наверное, доктор Смит? — прошептала женщина, пытаясь улыбнуться.
— Да, мадам.
У нее были подернутые влагой карие глаза и настолько густые ресницы, что казались слишком тяжелыми для век.
Так вот какова эта искушенная газетчица, о которой он был уже немало наслышан. Но он представлял ее другой. Вместо лакированной блондинки перед ним была женщина с роскошными волосами и умным лицом.
Светлая кожа, глаза окружены темными тенями, что и не удивительно. И похоже, никакой косметики.
— Надя Адам, — кратко представилась она.
— Вы не моя пациентка, но коль скоро доктор Стикс сражен нынешней эпидемией…
— Я уже слышала. Бедняга. Он слишком много работает.
— Как и все мы.
Малое пространство палаты должно было бы вызвать дискомфорт у такого крупного мужчины, как Ален, но никогда еще не наводило на мысль об интиме.
— Мы не знакомы? — прошептала женщина, явно испытывая острую боль. — Я… Мы не встречались? Может быть, в Лос-Анджелесе?
— Никогда там не был.
Миссис Адам не спускала с него глаз. Умных и, несмотря на боль, оценивающих. Ален Смит ощутил некое смущение.
— Паршивое начало дня, доктор. — Она сделала еще одну отважную попытку улыбнуться. — Для нас обоих.
— Да уж.
Доктор снова пробежал глазами историю ее болезни, опасаясь возможных осложнений при считавшейся простой операции.
— В последний раз вы были госпитализированы, когда рожали дочку?
— Да.
Осложнения при родах, отметил он, если она захочет иметь еще детей, ей не обойтись без помощи хирурга.
— Как я понял, сейчас вас беспокоит аппендицит?
— Не беспокоит, а сводит с ума!
— Очень больно?
— Как будто во мне кто-то постоянно бегает в шиповках. Прошлой ночью я пыталась не обращать внимания на это чудовище, пока готовила газету в печать, но вынуждена была сдаться, когда у меня появилось сильное желание самой забраться под пресс.
Ален взял ее кисть и попытался посчитать пульс, хаотически бившийся под подушечками его пальцев. Кожа миссис Адам была слишком горячей на ощупь, а кости казались такими тоненькими, что он боялся сделать ей больно.
— Постарайтесь расслабиться, миссис Адам, так вам будет легче — Называйте меня Надей, пожалуйста, — еле слышно прошептала она. — Я знаю, что вела себя как идиотка, целый месяц не обращала внимания на эту дикую боль.
— Расскажите мне о своих ощущениях, — спросил он, заметив, что, несмотря на состояние, она внимательно рассматривает его лицо.
— Я говорю о болях. Поначалу что-то вроде приступов. Ничего страшного, решила я, но позже стало труднее не замечать их.
Надя облизала сухие губы, и он увидел, что ее язык похож на язык девчушки, пытающейся слизнуть последние остатки мороженого. У нее был чудесный рот, чувственный, словно созданный для поцелуев, не нуждающийся в помаде, чтобы привлечь внимание.
— Посмотрим, где вас беспокоит больше всего. — Уверенным движением он опустил простыню до ее бедер. Как он и ожидал, Элен облачила пациентку в открывающийся спереди бумажный халат, аккуратно закрытый в данную минуту.
Уточняя диагноз, он положил два пальца на нижнюю правую четверть ее живота и чуть нажал. У нее перехватило дыхание, закрылись глаза.
— Точно в цель, — еле слышно выдохнула она.
— Извините. — Доктор продолжил пальпировать, пока не нащупал окончание уплотнения. — Тошнота, рвота?
— Было немного.
— Что именно?
— И то и другое. — Надя судорожно вдохнула, потом сморщилась. — Так я права? Аппендицит?
— Да, похоже на то. — Он натянул простыню на ее плечи, стараясь касаться совершенно бесстрастно, помня, что прежде всего он врач, а не мужчина.
— Придется оперировать?
Ален Смит помедлил. Некоторым пациентам приходится подслащивать горькую пилюлю. Но по его понятиям, Надя Адам не нуждалась в этом.
— По моему мнению, да. Я мог бы провести дополнительные исследования для большей уверенности, но, судя по вашему рассказу, затягивать опасно.
— Проклятье! Этого я и боялась. — Надя попыталась сесть, но тут же отказалась от своей затеи, когда острая боль резанула ее в правом боку. Насколько опасно? — прошептала она, немного переведя дух.
— Исключительно опасно. Ваш аппендикс может прорваться, и тогда неминуем перитонит.
— Это как с Дудини и Валентине. — Надя была потрясена. — Они ведь умерли?
— Совершенно верно. Однако времена меняются, — ответил доктор, доставая из кармана куртки стетоскоп. — Впрочем, не я был их врачом…
— Как долго я пробуду в больнице?
— Два дня, если все будет хорошо.
— Так оно и должно быть.
— Так я планирую. — Он надел стетоскоп и снова откинул простыню.
— Меня это устраивает.
Надя продолжала напряженно вглядываться в его ясные голубые глаза, словно желала узнать его получше, прежде чем доверить ему свою жизнь.
— Однажды я писала о воздействии мозга на тело. Удивительно, какой силой обладает мысль, вы не находите? Она способна даже изменить всю жизнь человека.
— Вероятно. Сделайте глубокий вдох, пожалуйста, — велел Ален, просунув руку между отворотами ее халата. У нее была кремовая, не тронутая загаром кожа, а слева от груди он заметил полянку веснушек.
Сердце у нее билось чуть ускоренно, но ровно.
— Покашляйте, пожалуйста. Это оказалось больно, и глаза Нади округлились и потемнели, а рот сжался.
— Извините, — пробормотал доктор. — Вот почти и все.
— Прекрасно, — прошептала Надя, закрывая глаза. Ее кожа, казалось, побледнела еще больше, а глаза, полуприкрытые веками, стали прозрачнее.
Ален Смит убрал стетоскоп и накрыл ее простыней.
— Позвонить кому-нибудь от вашего имени?
Надя нахмурилась в задумчивости.
— Лучше всего заведующему типографией, Джону Хубену. Кто-то должен сказать моей дочери Эльвире, а он ей как дядюшка.
— Сколько вашей дочке?
— Скоро десять, но она довольно взрослая для своего возраста — она мне постоянно напоминает об этом.
— Где она сейчас?
— Дома, в постели. — Надя сморщилась от внезапного приступа боли, потом медленно продолжила:
— Мы живем в квартире над редакцией. Один из работников остался с нею, когда Джон повез меня сюда, он обещал заглядывать к ней время от времени. Между ее бровями прорезались две морщинки, а глаза чуть затуманились. — Обычно я прошу посидеть с ней Эдду Карпентер. Элли начала брать у нее уроки музыки. Надеюсь, вы знаете ее?
Доктор кивнул:
— Я позабочусь об этом. Она вздохнула с облегчением:
— Буду вам очень признательна, доктор. Эдда была библиотекарем на пенсии и городским философом, известным своими добрыми делами и хорошим отношением к душам заблудшим. Она же была самым близким другом, какого только мог позволить себе Ален.