-Оля, налево - это в другую сторону.
Коляска, ребенок и чемодан отнимали все силы. До наступления темноты мы вряд ли прошли больше пяти километров. Никаких знакомых ориентиров я не видела, не было деревьев, каких-либо дорожных знаков. Только исковерканное дорожное полотно. Ночью мы лежали, прижавшись, друг к другу под хлипкой самодельной палаткой, которую сорвал бы первый порыв ветра. К счастью его не было, лишь темнота и серый снег. Я делала вид, что сплю, а Ольга тихо всхлипывала.
- Ты думаешь это навсегда? - спросила Ольга. В практически абсолютной тишине ночи, ее шепот казался чем-то инородным, пугающим.
- Не знаю. Время покажет.
Время ничего не показывало. Мы шли уже несколько дней, не встретив не единого человека, что после событий в самолете меня только радовало. Дорога уходила в серую даль. Когда на асфальте встречались большие разломы, мы шли по подмерзшей земле. Большей частью молчали. Если бы не аэропорт, оставшийся позади, я была бы не уверена, что мы идем по правильной дороге.
- А ты уверена, что мы не пройдем мимо нужного поворота? Не видно же ни хрена, - вновь и вновь спрашивала Оля.
- Не пройдем. Он сразу у моста. Уж реку мы не пропустим.
Мишка вновь температурил и хрипло, надсадно кашлял. Я извела уже весь парацетамол, оставалась пластинка аспирина. Он не особо справлялся с жаром. На пятый день нашего изнурительного путешествия показалась река. Раньше она была весьма полноводной, теперь от нее остался один лишь ручей. И, слава богу, потому что моста не было, лишь бетонные обломки внизу. Переправа заняла весь день, прыгать по обломкам было сложно, я не раз соскальзывала и падала в грязь. Пожитки переносились поочередно. К вечеру нас догнала коза.
- О, Немезида! - обрадовалась Ольга. - Как замечательно, что тебя не съели.
Коза соглашалась, кивая. Стояла в сторонке от лагеря, и жевала, какой-то серый, и на вид совершенно несъедобный, кустарник.
К вечеру как обычно ударил мороз. Мы привыкли и уже не роптали. Но Мишка горел и отказывался есть. Я вновь и вновь вливала меж его губ теплую воду, но он кашлял и почти не глотал.
- Надя, он же умрет, - плакала Ольга, когда я наскоро растирала ребенка остатками водки. - Надо его покормить, ему надо хотя бы молока!
- И что ты предлагаешь?
- У нас есть коза. У коз есть молоко. Надо ее подоить.
- Погоди, - я перегнулась, и загремела нашими пожитками. Затем протянула ей ведро. - Меня она ближе, чем на пару метров не подпускает. А у тебя ела с рук. Вот в эти руки тебе и флаг, точнее ведро. Дерзай.
Оля взяла ведро и опасливо подошла к козе, протягивая ей печенье. А я подумала о том, что печенье мы уже три дня как доели, и что Оля не так проста, как кажется. Коза захрумкала подношением, а смелая доярка погладила ее по голове. Затем провела рукой по спине, тем самым добравшись до стратегической части - хвостовой, и присела рядом с козой. Я заинтересованно приподнялась на локтях на своем ложе. Через мгновение ведро звякнуло, коза взбрыкнула, а Оля совершила почти идеальное сальто через голову. К утру под ее глазом налился здоровенный синяк, она гляделась в зеркальце и рыдала, а я успокаивала ее тем, что зубы целы. Зарядил дождь. То монотонный, выматывающий, то льющий в полную мощь. Мы с Олей шли, сколько могли, потом стали поскальзываться и падать. Замерли, съежившись под куском моей пленки. Струи били с такой силой, что причиняли боль.
- Скорее, скорее! - торопила я Ольгу, когда дождь немного утих. Река за нашими спинами угрожающе взбухла, и теперь ревела, перекатываясь между обломками моста. Я боялась, что она разольется и настигнет нас.
Мы шли, падая и поднимаясь, сколько могли. Колеса коляски вязли, я не раз хотела ее бросить. Мне мечталось за сегодня дойти до места, но пришлось вновь останавливаться на ночевку, укладывая на мокрую землю наши не менее мокрые тряпки. Костер почти не горел, несмотря на то, что дождь прекратился, а растопку я тащила с собой. Обычно я поджигала относительно сухие обломки мебели и бумагу из коляски, а потом потихоньку подкладывала мокрые палки, которые можно было без труда отыскать вокруг. Огонь долго ворчал, треща поленьями, но занимался. А нынешней ночью чадил еле-еле.
Я с трудом заставила себя уснуть, прижимаясь к Мишке, который дышал так тихо, что я порой прикладывала ухо к его груди, пытаясь через кучу одежек услышать стук сердца. Поэтому, когда меня растолкала Ольга, я едва не ответила ей бранью.
- Надя, по-моему, твоя коза умирает, - жарко зашептала она. Коза и впрямь стонала громко и протяжно, почти как человек. - Слышишь?