Я уложила уснувшего вновь ребенка и изучила запасы в машине, бог знает сколько нам еще здесь помощи ждать. В обычном пакете из супермаркета было несколько пачек круп, пара банок тушенки и пластиковое ведерко маринованного мяса. Блок сигарет и бутылка водки. В багажнике лежало пустое ведро. Больше ничего не было.
В бардачке был пакетик конфет, зажигалка и маленький термос. Также ворох ненужных бумажек и все. Я торопливо открыла термос - на дне плескался уже остывший кофе. Я возблагодарила богов, щедро плеснула туда водки и отхлебнула. Гадость редкая, но в животе стало тепло. Прикурила. И только сейчас позволила себе думать. Какого хрена происходит? Что творится? Землетрясений в моем городе не было со времен динозавров точно. Но все версии приходящие мне на ум - от извержений супер вулканов до попадания в землю астероида казались бредовыми. А ничего более я придумать не смогла. Дождь уже закончился. Я вышла из машины и встала ногами на ровную бетонную плиту. Надо развести огонь и приготовить еду, но как это сделать когда все вокруг насквозь мокрое? В конце концов, я пожертвовала саженцами и бумагой, а потом в уже горящий костер подкинула куски от мебели, в изобилии здесь валяющиеся. Костер разгорелся. Я сполоснула ведро и, плеснув туда литра полтора воды, бросила одну маринованную ножку курицы, и горсть крупы. Как присобачить ведро над костром я не имела понятия. После долгих мучений просто поставила в центр костра кирпич, а на него ведро.
Пошла обследовать развалины, нашла широкий кусок пластика, решила закрыть им дырявое окно. Наткнулась на оторванную человеческую руку, и, закричав, метнулась обратно к машине. Следующие бог знает сколько времени сидела у костра, боясь отойти и на шаг. Суп в ведре никак не хотел вариться. В конце концов, я поела его в полусыром состоянии, черпая крышкой от термоса. От голода у меня уже кружилась голова, а куриную ножку допекла прямо в костре. Часть супа перелила в термос, чтоб покормить горячим мальчика и тщательно завинтила. Закрылась в машине, заткнув пластиком окно. Ребенок просыпался и плакал, я смогла впихнуть в него лишь немного супа и воды с парацетамолом. Тряпки, в которые он был завернут, были мокрыми. Я прокляла все за то, что не додумалась просушить нашу одежду у костра. Ребенка завернула в рубашки и тулуп, а сама куталась в пахнущие мочой тряпки. Следующие несколько дней прошли также. Никто не спешил нам на помощь. Несколько раз я видела людей, таких же грязных и растерянных, как я сама. Я им кричала, но они не подошли, а спускаться сама, в бурлящий внизу поток я не решилась. Помощи не было. Мне пришлось вытащить и сжечь водительское сиденье, дрова все были мокрые. Я со страхом ждала момента, когда кончится моя зажигалка.
Зато ребенку стало лучше. Осунувшийся, с голодным блеском в глазах, он охотно ел мои пахнущие дымом не соленые супы. Много плакал, требуя маму, и не понимая, отчего его держат в этой холодной сырой машине. Мочился в одежду, не слушая моих доводов. Мочой пропахла вся машина. Следующей ночью впервые приморозило, а вместо дождя пошла мелкая ледяная взвесь. Всю ночь мы с ребенком жались друг к другу и стучали зубами. Когда я утром вышла из машины, под ногами хрустел лед. Я решилась. Было необходимо уходить. Сидеть в этой машине больше невозможно, иначе мы промерзнем. Весь день я упаковывала вещи. Страх перед холодом заставил меня взять все имеющиеся тряпки, впрочем, большая часть была на нас. Я взяла даже остатки бумаги. Ведро влезло в сумку, в него и рядышком я пихала все остальное. Продуктов стало меньше, и они поместились без проблем. Сумка получилась неподъемная, а мне еще тащить ребенка на спине. Но оставить хоть что-нибудь было выше моих сил, будущее пугало. На следующее утро я посадила Мишку в рюкзак, и, схватив суму и посох пошла. С нашего островка мы выбирались долго, он был основательно подтоплен. Мои ноги в разбитых туфлях вымокли уже в первые же минуты. Дальше было суше и легче. Шли мы очень медленно. Ребенок был рад. Он лепетал что-то на своем языке, и судя по всему был уверен, что мы идем к маме. Я не стала его разубеждать, его плач за последние дни меня просто вымотал.
Кругом плыла серая дымка тумана. Шли мы медленно, обходя многочисленные завалы. Обходила я и трупы, которых было много. По городу, точнее по тому, что от него осталось, плыл сладковатый душок гниения. У одного тела я остановилась. Сквозь убитые туфли я чувствовала каждый камешек. А на ногах подростка были добротные адидасы подходящего размера. Я подошла, стараясь не смотреть на его размозжённую голову, и присела у ног. Распустив шнурки, осторожно потянула кроссовок на себя. Нога распухла, обувь сниматься не хотела. Я дернула и стянула ее, но от моего усилия слез кусок кожи, показалась кость и мышцы. В лицо дохнуло гнилью. Я отшатнулась, едва не потеряв равновесие, и забыв что на моей спине дополнительный груз в виде ребенка. Меня долго и мучительно рвало.