— Ты — наша пленница. Ролан сказал, что если мы продадим тебя на базаре, то сможем питаться на эти деньги целый месяц.
Значит их, по меньшей мере, двое. Этот грубиян, и еще один по имени Ролан. И Ролан явно думает за них двоих. Я готова побиться об заклад, Ролан не хотел бы, чтобы он со мной сейчас разговаривал. И еще я готова поспорить, Ролан не рассчитывал, что я очнусь до его возвращения.
Мужчина бросает немного засохших веток в костер, и, кажется, приходит в восторг, словно ребёнок, когда они начинают шипеть. Дым от горящей листвы жалит нос, и это напоминает мне, что я не знаю почти никаких растений в Теории. Что мне ничто здесь незнакомо, кроме того, что я выучила из обычных свитков по истории.
— Базар? — спрашиваю я.
У нас в Серубеле есть площадь. Там происходит вся торговля. Выстроенные ряд за рядом будки с товарами на обмен. Но я никогда не слышала, чтобы это называли базаром. Внутри меня зарождается надежда. Я могу быть ближе к Аньяру, чем думала. Конечно же, в столице Теории есть площадь, как и в Серубели. Должно быть это и есть тот базар.
— Базар в Теории? Он в Аньяре?
— Конечно, да. Какой глупый вопрос.
Я стараюсь не возражать. Отец всегда говорил, что только глупец спорит с глупцом. Я чувствую определенное облегчение от того, что эта парочка бандитов явно не знает, кто я такая. И, похоже, они путешествуют в том же направлении, что и я. Это может оказаться и катастрофой, и преимуществом. Только время покажет, чем именно.
— Кому вы хотите меня продать?
Он пожимает плечами.
— Ролан говорит, что с твоей красотой и такими необычными глазами ты, скорее всего, отправишься к богатому торговцу, которому нужен кто-то, чтобы согревать постель. Жизнь любовницы — не так уж и плохо.
Но он больше не может посмотреть мне в глаза.
Я не уверена, что бесит меня больше: мысль о том, что меня продадут как козу или овцу, или о том, что я буду согревать постель совершенно незнакомому человеку, который не является моим мужем и, скорее всего, никогда им не станет. В Серубели такое просто не принято. И я не позволю случиться этому со мной. Но мне нужно его разговорить.
— А ты когда-нибудь был любовницей? — чуть ли не выплевываю я.
Он хмурится. Если бы я не была связана и в его власти и власти этого бродяги Ролана, я бы рассмеялась от его плачевной тупости.
— Конечно, я не был любовницей. Ты можешь задавать только глупые вопросы? — он качает головой. — Красивая женщина, но совсем бестолковая.
— Ну, тогда ты не говорил бы о том, как хорошо быть любовницей, если бы не был ею сам.
Или козой. Или овцой. Почему в этой Теории так низко ценят женщин?
Судя по его гримасе, мои рассуждения ему не по нраву.
— Я об этом не подумал.
Нужно продолжать говорить с ним. Я бы с лёгкостью могла создать маленькое лезвие из спектория, разрезать верёвки и убежать. При всей своей силе и размерах, парень слишком огромен, и недостаточно поворотлив. Если я сбегу до того, как вернётся этот Ролан, у меня появился хороший шанс ускользнуть.
Но создавать спекторий в присутствии людей слишком рискованно. Если они заметят, если узнают о моих способностях, они будут искать меня до самого конца. Разойдутся слухи о моём существовании, о девушке с серебристыми глазами. Я не смогу укрыться ни в каком королевстве, даже в кварталах низших в Теории.
И, стыдно признаться, но я ни с кем не говорила несколько дней и уже чувствую себя одинокой. И раз этот мужчина, судя по всему, не хочет мне навредить, — по крайней мере, не больше, чем уже навредил — думаю, можно какое-то время подождать, пока не подвернётся лучшая возможность для побега. Мои ботинки и сумка лежат неподалёку, в песке, всего в паре метров от меня, но, возможно, всё-таки слишком далеко, чтобы я могла схватить их, прежде чем убежать. Хотя сумка и пуста, но мне нужен лежащий в ней кувшин, чтобы набрать воды. Сбежав без воды, я попросту обреку себя на смерть. А ботинки хотя и слишком маленького размера, но они спасут мои ноги от горячего песка.
Кроме того, я не знаю, где сейчас находится этот Ролан, и сможет ли он догнать меня пешком? Нет, бежать нельзя. Не сейчас. Может, через несколько часов, когда совсем стемнеет. Луна уже взошла и ярко светит, прощаясь с заходящим солнцем. В такую ночь я могу ориентироваться в пустыне по луне, если только быстро доберусь до реки. Блуждать по пустыне — это смертельно-опасная игра, в которую мне не хочется играть.
Но неожиданно мне в голову приходит идея.
— Меня зовут Сепора, — говорю я мужчине. — А тебя?