– Но, капитан, ведь и поселенцы могли быть убеждены, что сюда никто не прилетит. Значит, мы проскользнули незамеченными. Другой вариант тоже возможен: они обнаружили нас, но пока не решили, кто или что мы такое и какие действия им следует предпринять. Во втором случае их положение не многим отличается от нашего. Как бы то ни было, пока нам известна одна точка на поверхности этого небесного тела, где должны быть люди. Думаю, нам необходимо совершить посадку и вступить с ними в контакт.
– Вы считаете, что это безопасно? – спросила Мэрри.
– Почти уверен, – твердо сказал Ву, – что это безопасно. Не станут же в нас стрелять без предупреждения. В конце концов им тоже желательно было бы сначала узнать о нас по возможности больше. Кроме того, если нашей смелости хватит только на то, чтобы полетать вокруг планеты и подискутировать, живут там люди или нет, то мы не выполним ни одной из наших задач, в чем нам и придется признаться по возвращении на Землю. Тогда Земля пошлет сюда целую флотилию сверхсветовых кораблей, но едва ли нам скажут спасибо за то, что мы не принесли никакой информации. Все надолго запомнят, что мы отступили, находясь всего лишь в двух шагах от цели. – Ву мягко улыбнулся. – Как видите, капитан, я кое-чему научился у Фишера.
– Значит, вы считаете, что теперь мы должны высадиться и установить контакт с обитателями купола, – резюмировала Вендель.
– Совершенно верно, – сказал Ву.
– А вы, Бланковиц?
– Мне это представляется интересным. Не купол, конечно, а, возможно, существующая здесь своя разумная жизнь. Я бы очень хотела разузнать о ней побольше.
– Джарлоу?
– Я бы чувствовал себя уверенней, если бы мы были вооружены или хотя бы имели гиперсвязь с Землей. Сейчас же не слишком гостеприимные хозяева без труда могут стереть нас в порошок, и тогда Земля так и не узнает ни об одном из наших открытий. Больше того, земляне могут послать сюда еще один такой же неподготовленный корабль – и с тем же результатом. С другой стороны, если наш контакт с местными жителями будет более или менее удачным и мы останемся в живых, то у нас появится шанс доставить ив Землю важнейшую информацию. Я думаю, нам следует попытаться.
– Капитан, мое мнение вас не интересует? – спокойно спросил Фишер.
– Я уверена, что ты за посадку и встречу с роторианами.
– Совершенно верно. Больше того, у меня есть конкретное предложение: давайте по возможности незаметно совершим посадку, но с корабля сойду только я. В случае тревоги немедленно поднимайтесь и возвращайтесь на Землю. Обо мне не беспокойтесь, моя жизнь стоит недорого, но корабль обязательно должен вернуться.
– Почему именно ты? – мгновенно возразила Вендель.
– Потому что, во-первых, я знаю роториан и, во-вторых, сам этого хочу, – ответил Фишер.
– Я тоже, – сказал Ву. – Я должен быть с вами.
– Зачем рисковать двоим? – не согласился Фишер.
– Вдвоем мы добьемся большего. Если нам будет кто-то или что-то угрожать, один из нас отвлечет угрозу на себя, а другой тем временем доберется до корабля. Но самое главное в том, что, как вы сами только что сказали, вы знаете роториан. Ваши суждения могут оказаться слишком субъективными и потому искаженными.
– В таком случае мы идем на посадку, – резюмировала Вендель. – Фишер и Ву выходят на планету. Если на планете между вами возникнут разногласия, решающее слово остается за Ву.
– Почему? – возмутился Фишер.
– Как сказал Ву, ты знаешь роториан и твои решения могут быть слишком субъективными, – не допускающим возражения тоном ответила Вендель. – Я с ним согласна.
Глава 88
Марлена была счастлива. Ее наполняло ощущение, будто ее обнимают и защищают нежные и сильные руки. Она с удовольствием купалась в красноватом свете Немезиды, чувствовала, как ветер ласкает ее щеки, смотрела, как порой облака затеняют часть огромного диска; тогда красноватый свет тускнел и приобретал сероватый оттенок. Впрочем, даже в потускневшем свете Марлена так же хорошо видела все предметы, замечала все тени и оттенки, создававшие изумительную картину. Когда Немезиду закрывали облака, ветерок становился чуть прохладнее, но девочке не было холодно. Казалось, Эритро способен при необходимости каким-то таинственным образом обострять ее зрение, согревать обволакивающий ее воздух, вообще заботиться о ней. А самое главное – с Эритро можно разговаривать. Марлена решила, что клетки, из которых построено живое существо планеты, можно считать самой планетой. Почему бы и нет? И как же иначе? Каждая клетка сама по себе – всего лишь клетка, к тому же очень примитивная; она намного проще, чем даже клетки, из которых состоит тело Марлены. Только все прокариоты вместе создавали тот чудесный организм, который обволакивал всю планету миллиардами миллиардов своих крохотных частичек; он настолько заполнял всю планету, что его можно было считать самой планетой.
Странно, подумала Марлена, этот сверхгигантский живой организм да появления Ротора, должно быть, ни разу не задумывался о том, что может быть какая-то иная форма жизни.
Тысячи ощущений не были плодом одного лишь ее воображения. Иногда перед ней возникала похожая на призрак человеческая фигура; ее контур слегка колебался, как будто она была соткана из серого неплотного дыма. Марлена чувствовала, что фигура постоянно обновляется, хотя заметить это невооруженным глазом было, конечно, невозможно. Она понимала, что каждую секунду миллионы невидимых клеток покидают свое место, которое немедленно занимают другие клетки. Ни одна прокариотическая клетка не может долго существовать без окружающей ее водной пленки, поэтому каждая клетка была частью фигуры лишь неуловимое мгновение, но вся фигура существовала столько, сколько Эритро считал нужным, и ни на секунду не теряла своей сути. Теперь Эритро никогда не принимал облик Оринеля. Хотя об Оринеле не было сказано ни слова, Эритро догадался, что почему-то его облик неприятен Марлене. Обычно человеческая фигура не походила на какого-либо конкретного человека, но раз от разу слегка видоизменялась, примерно отражая причудливый ход мыслей Марлены. Она поняла, что Эритро способен улавливать малейшие изменения в ее мышлении намного лучше, чем она сама. Фигура могла отчасти напоминать того человека, о ком Марлена рассеянно думала в этот момент, но стоило ей сосредоточить свои мысли на этом человеке, как фигура плавно трансформировалась. Изредка Марлене удавалось мимолетно уловить чьи-то черты – контур лица ее матери, крупный нос дяди Зивера, какие-то особые приметы ее одноклассников. В общении на равных правах участвовали и Марлена, и Эритро. Их общение напоминало не разговор, а скорее очень активный обмен мыслями, который Марлене не удавалось описать словами, уж слишком он был многообразным даже по форме – в нем могли одновременно изменяться и изображение, и голос, и мысли. И в то же время общение с Эритро всегда действовало на Марлену успокаивающе, умиротворяюще. Этот способ общения был настолько богат, что по сравнению с ним обычный разговор казался теперь плоским, невыразительным и безжизненным. На Эритро способность Марлены понимать язык жестов расцвела и развилась в такой мере, какую раньше она и представить себе не могла. Обмениваться мыслями с Эритро можно было намного быстрее и точнее, чем пытаться выразить мысль словами. Эритро объяснил Марлене (вернее, внушил ей), насколько неожиданной была для него встреча с иными разумами. С множеством разумов сразу. Эритро мог себе представить существование иного разума – одного разума на другой планете. Но столкнуться сразу со множеством разумных существ, похожих друг на друга и в то же время разных, скучившихся в небольшом пространстве, перекрывающихся один другим, – это было чем-то невообразимым.