POV Вильмонт
Шмонт вышел из кафе в коридор, и опрокинул меня вниз на пол.
— Не двигайся! — приказал хрипло дыша. Здесь было темнее, чем в прорванном помещении, но диодный свет с потолка кое-где освещал стены. Леонид прислонил к носу пальцы, протер кожу и посмотрел на руку. Похоже от приказов у него кровь пошла из носа.
Тело один сплошной комок нервов, болели, гудели от перенапряжения мышцы. Не зря ненавидела больницы. Мое тело какое-то тяжелое и не подчинялось голосу разума, только приказу Леонида — не двигаться!
Друг тяжело рухнул рядом со мной, привалившись к стенке. Дышал хрипло, потом Леня зажал моя правую руку, в крепком и теплом пожатии.
— Не думал, что так закончится. Мне жаль, — произнес еле слышно.
И я действительно чувствовала в нем это сожаление, оно в наших соединенных руках, в нашем общем прошлом. Здесь оно стояло между нами твердой, не разрушаемой стеной. Я чувствовала ее холод и шершавость.
Услышала шорох на одежде, щелкали заклепки-кнопки на кофте Леонида. Потом друг распахнул концы одежды и меня озарило яркое, зеленоватое свечение на экране программного продукта. «2:45». Увидела… и секунды побежали одна за другой. Будто ускорили ход, а мое сердце замедлилось, отдаляя последние мгновения, продлевая остаток времени.
— И мне жаль, Леня, и мне очень Леня, — пожала руку бывшего друга. Даже улыбка чуть изуродовала мое лицо. Бастард раздери, а умирать-то не хотелось.
Пока сдерживала рыдания в груди, продолжала кусать до крови губы. И казалось жизнь стала баловать, а теперь вновь орбита пришла в движение, выбрасывая в открытый космос. Но по крайней мере не в одиночестве загибаться, а с тем человеком, который был половину жизни рядом.
55 секунд. Я последний раз посмотрела в глаза Леониду рядом, но не увидела их. Не позволил, скрыл их позорно от меня на своей груди.
Это галлюцинация должно быть от переживаний. Когда слезы не сдерживала, когда счет времени перестала вести и обреченно терпела боль в шеи от лежания в одном положении, тогда увидела Диму, открывшего сдвоенные двери. Остановившись возле нас, он окинул взглядом цифры, вырвал меня из руки Шмонта, но тот и не держал и не сопротивлялся. Он молчал и не приказывал. И больше не смотрел на меня, только на свои ноги перед собой.
Когда за нами закрылись сдвоенные двери, раздался взрыв, который оглушил на миг. Уничтожающая волна ударила в спину Диме. Взрыв был сильный, в какой-то момент показалось, что меня передали опять в чьи-то руки, но повернувшись, убедилась, что мы парили в воздухе кафе с Димой. Отовсюду видела лижущие огненные языки, все горело перед нами: пол, потолок, стены, мебель.
Как и мечтала. Умереть в объятиях Димы. Перед глазами плыло всё. Димины руки, только по ощущениям понимала, что это его ласковые мои любимые руки, а в остальном не видно ничего, кроме огня.
Хотела сказать, но вышел хрип. Стало неожиданно горячо и тепло. Димины руки крепко обхватили вокруг талии, сжали на животе.
Глазам стало со временем светло и ярко. И я видела. Видела перед глазами яркий огонь. Он полыхал, лизал стены и пол, как родной и любимый словно не знал, что может убить одним прикосновением.
И к нам подбирался. Медленно… шаг за шагом. Горел воздух, изрыгая искры, и взрывались стекла на бокалах и бутылках из кафе. Потрескивал пластиковый стул с жалобным стоном.
Живой огонь целовал наши ноги. Мои и Димы. Мое тело… он ласкал, стремился сжечь дотла… но я не чувствовала боли. Видела как ноги, ткань спортивного костюма, кожа рук горела оранжевым подозрительным светом. Приподняла пальцы поближе к лицу. Кожа разделилась на бесконечные корявые полоски, будто разрезанные.
Я горела!
— Не двигайся, — прошептал Дима, повернула голову чуть вправо и назад. Его лицо повернуто ко мне и испещрено такими же полосками и кожей, будто разорванной на клетки. Его глаза изуродованы красными капиллярами и руки дрожали, наверное, от перенапряжения на моем животе.
Огнем горело помещение, а мы в эпицентре. Рушился перед глазами пол и исходил мелкими, разрозненными дорожками, стремясь добраться до нас. Отчего руки Димы сильнее сжались на моей талии. Неплохо умереть в объятиях любимого.
Спиной ощущала мужскую, крепкую грудь, пол перед нами исчез почти.
Закрыла глаза. Восьмой этаж. Крепче схватилась за надежные пальцы на талии. Не самая худшая смерть.
Волны перед глазами стали прозрачными невидимыми, оранжевый, огненный свет пропал, появился голубоватый.
И вдруг под ногами вновь почувствовала опору. Мы больше не летели и не было страшного огня на теле, предупреждающего о неизбежной кончине.