Сергей Терентьевич Семенов
Немилая жена
Я у отца с матерью был один сын; жил в Питере на заработках, на хорошем месте. Два года уж исполнилось как я дома не был, и сильно хотелось мне домой побывать; чуть ли не каждый день собирался у хозяина отпроситься, да все смелости не хватало. Вдруг раз, средь поста, получаю я письмо из деревни от матушки: пишет она, что отец приказал долго жить, и наказывает, чтобы я немедля домой приезжал, "а то, – пишет,- мне одной тут делать нечего" .
Потужил я об отце, да растуживаться-то некогда было.
Стал я домой собираться, взял расчет у хозяина, купил в подарок матушке ситцу на сарафан да еще кой-чего, сел на чугунку и поехал.
Приехал домой, вошел в избу; встретила меня матушка, бросилась она ко мне на шею и заплакала. Плачет матушка, а сама приговаривает:
– Сынок ты мой милый, соколик ты мой ясный! Остались мы с тобою горькие сироты, не стало нашего кормильца-поильца, не стало нашего заступника от обидчиков …
Стал я утешать матушку:
Ну, что ж делать,- говорю,- видно, его час пришел, а нам пора своим умом пожить. Все от бога ведь.
– Так-то так, – говорит матушка, – да каково нам будет прожить без него! Ты еще человек, молодой и неопытный, а я – баба … Что мы сделаем? Как хозяйство поведем?
– Ну, как-нибудь поведем помаленьку,- говорю я.ґ Чего недомыслим сами, людей попросим указать,- люди добрые укажут.
Поговорили мы так; успокоилась немного матушка.
Стал я потом свои вещи разбирать, что из Питера привез: вынул из сумки одежду свою городскую, потом достал подарок для матушки и отдал ей. Еще отдал ей денег тридцать рублей. Просветлела из лица матушка. Посмотрела на мою одежду, на подарок и говорит:
– Вижу я, что ты сынок старательный. Старайся всегда так, тогда и хозяйство отцовское не упустишь.
А я и говорю:
– Зачем упускать, нужно прибавлять стараться.
– Ну, хоть такое-то, как сейчас, велось, – говорит матушка,- и то слава тебе господи! Довольно было бы.
Пошел я на другой день хозяйство осматривать: правда, хорошее хозяйство у отца 6ыло, – за что ни возьмись, все было заведено и все в исправности.
Весна только начиналась. Снег таял, по улице текла вода. Дел никаких не было, и стал я вокруг стройки похаживать да присматриваться – где что лежит, в случае если что понадобится, чтоб, не искать.
Разыскал я соху, борону, колеса, приметил, где шкворень, где подъем и другое, что весной понадобится.
И так прошло время до пасхи. На пасхе пришел к нам мой крестный, увидал меня и говорит:
– Ишь ты, какой мой крестник-то выровнялся молодец. Пора женить его небось. Как, думаешь, кума?
– Вестимо, чего ж еще,- говорит матушка.- Вот лето подходит, работать некому, нанимать нужно.
– - Зачем нанимать, даровую приводить нужно. Все равно жениться не миновать, так лучше теперь, кстати. Так, что ли, крестник? – спрашивает меня крестный и по плечу меня ударил.
– Не знаю,- промолвил я нехотя.
– Как не знаешь? Кто же знать-то будет? Нет, брат, теперь тебе самому о себе знать нужно; ты сам хозяин.
Растерялся я и не знал, что сказать. Матушка взглянула на меня и заговорила:
– Что ж, крестный правду говорит, сынок. Надо подумать о женитьбе. Вот погляди девок. Примечай хорошенько. Какая понравится, ту и посватать можно.
А я стою и молчу.
А то сам посуди,- продолжала матушка,- мне от дому отойти нельзя будет, а тебе одному всего не переделать. Хоть бы ты и настоящий был работник, и то тебе бы на тягле не управиться. А как ты еще крестьянские дела плохо знаешь, то и замаешься совсем. Больше ничего не выйдет.
– Верно, что и говорить, – Подтвердил крестный.
Подумал-подумал я и сказал:
– Неохота мне еще жениться-то сейчас. Главное дело, работать я еще не совсем горазд, пожалуй, люди смеяться будут. "Эва, скажут, какой детина женится, а работать не умеет". Потом, еще какая жена попадет: пожалуй, такая будет, что и сама на смех поднимет.
– Ну, на то, что смеяться будут, глядеть нечего,- сказал крестный,- посмеются-посмеются да и перестанут. А нужно то рассчитывать, что выгодней. Хоть и подороже осеннего теперь свадьба-то станет, зато на лето нанимать никого не нужно. А это чем пахнет-то? Тремя красными – вот что.
– Да, сынок, ты об этом подумай, ты теперь сам хозяин,- сказала матушка.
Задумался я, опустил голову и размышляю: "Что я теперь женюсь? Ни погулял, ни что … Закабалю себя сразу на целый век, обмужичусь, а чего ради? Нет, не надо сейчас жениться, нужно подождать.
И уперся я.
– Нет,- говорю,- погожу до осени. Лучше ежели что,ґ наймем.
Видит матушка, что не охочусь я жениться, не стала напирать шибко.
– Ну, как хочешь,- говорит,- до осени, так до осени.
И остался я холостым пока. Пахоту и сев надеялся я один управить, а на покос нанять думали.
Прошла пасха. Началась пахота. Принялся я за мужицкую работу. Не по шерсти пришлась сначала мне эта работа после питерского-то житья; тошно мне бывало частенько. Только то меня с ней мирило, что я сам хозяином был. Пойдет староста на сходку вестить, заходит ко мне и кричит: "Эй, Павел Степанов, на сходку!" Или нужно мирской приговор подписать,- опять и меня, наравне со стариками, заставляют. Или придется кому попросить что у нас,- опять ко мне обращаются. Ну, и любо мне было то, что я такой молодой и такой почет имею.
Трудно было работать мне в будни, зато хорошо в праздники. Недалеко от нашей деревни был барский дом; жил в нем только один барин. Около дома лужайка была,ґ так, с десятину вокруг. И собирал управляющий на эту лужайку из ближних деревень молодежь хороводы водить, барина веселить. Собиралась туда молодежь деревень с шести, девок пропасть, а ребят мало, да ребята-то все неказистые. Ловчей меня да справней и по одеже никого не было. За справу-то мою да красоту уважали меня девки больше всех и гонялись за мной шибко. Разведут, бывало, хоровод, и выйду я в середину, затяну песню и окину весь круг глазами. Вижу – каждой девке хочется со мной в хоровод, а взять только одну можно. Какую взять? Та хороша, эта хороша … И беру я, бывало, самую дурную, чтоб хороших не раздразнить. Наводимся мы вдоволь хороводов, пляску затеем или еще какую игру. И так все лето прошло.
Вдоволь погулял я. Много народу узнал, много девок переглядел, а ни одной мне по душе не пришлось.
Пришла осень, стала меня матушка спрашивать:
– Ну что, сынок, выбрал себе, что ли, девку по мыслям? Говори – какую, да и сватать время.
А я говорю:
– Нет, матушка, ни одна что-то не приглянулась. Нужно где-нибудь на стороне посмотреть.
– Ну что ж,- говорит матушка,- поездим, посмотрим, нам бояться нечего: наш дом такой, что в околотке поискать.
И начали мы слухи собирать и расспрашивать, где есть девки хорошие. Стали к нам люди ходить и невестами навязываться: там, говорят, хороша, а там еще лучше. И разбили нас так, что не знали, в какую сторону удариться.
Один раз, уже после рождества богородицы, сидим мы вечером с матушкой да сговариваемся, куда бы нам лучше ехать невесту глядеть.
Вдруг входит к нам баба одна, матушкина подруга, Анна Сверчкова. Поздоровалась и говорит:
– Что же не едете невесту-то сватать? Аль не думаете свадьбу играть?
– Как не думаем,- говорит матушка,- думаем, только не знаем, куда лучше удариться-то невесту смотреть.
– Вот еще – куда! Словно на белом свете невест нет,ґ говорит Анна.- Да куда ветром потянет, туда и поезжайте. Посмотрели в одном месте,- в другое поезжайте: за это по уху не ударят.
– Так-то так … – говорит матушка.
– Ну так что ж думать-то? Поедемте, коли хотите, завтра. Я вам одну невесту покажу,- не понравится ли.
– Где это?
– В Коптилове, где моя золовка отдана. Давно у меня на нее зуб играет, хочется в свою деревню затащить. За деверя хотелось нам ее взять, да не привел бог, – в солдаты отдали. Теперь попытаем счастья, к вам не возьмем ли.
– Чем же она тебе понравилась-то очень? – спрашивает матушка.