— Ну, понимаете, милорд, у меня была, э-э, встреча, а потом я просто не успела переодеться. Мне нужно было перехватить сестру до того, как она уйдет, по одному деликатному делу.
Лорд Акелдама отказался понимать намек.
— О-о, правда?
— Фелисити вступила в Национальный союз борьбы за избирательные права женщин, — безмятежно сообщила Алексия.
Вампир тут же высказался с пользой для дела:
— Неужели? Как я понимаю, в собраниях этого союза регулярно участвует лорд Амброуз.
Алексия, наконец-то разобравшись, что к чему, кивнула.
— Значит, лорд Амброуз. Фелисити, ты ведь понимаешь, что он вампир?
Мисс Лунтвилл тряхнула локонами.
— Да, это так, но вампир холостой, — она из-под ресниц посмотрела на лорда Акелдаму. — А я ведь не молодею.
Вампир немедленно проникся к ней сочувствием.
— Как я вас понимаю! Вам уже сколько? Полных восемнадцать лет?
Мисс Лунтвилл продолжала свою эскападу:
— Но меня так увлекла тамошняя полемика! — Алексия допустила, что на молодую леди, настолько увлеченную парижскими модными газетами, могут подействовать и примитивные агитаторские приемчики. А Фелисити все гнула свое: — Почему бы нам, женщинам, не голосовать? В конце концов, не похоже, что под руководством господ мужчин мы пришли к таким уж чудесным результатам. Я никого не хочу обидеть, милорд.
— Никаких обид, мой маленький лютик.
«Ну и ну, — подумала Алексия, — Фелисити удостоилась ласкового прозвища. Значит, она нравится лорду Акелдаме».
Вампир тем временем продолжал:
— Я нахожу вашу борьбу восхитительно похвальной.
Фелисити принялась расхаживать по комнате в манере, которая, как вынуждена была признать Алексия, мало чем отличалась от ее собственной. Она и сама так вела себя в разгар особенно увлекательных споров.
— Точь-в-точь мое мнение! Ты хочешь иметь право голоса, Алексия? Тебя же не может устраивать, что в политических вопросах за тебя высказывается этот твой вечно паясничающий муж. Особенно после того, как он повел себя в недавнем прошлом.
Алексия решила не упоминать, что право голоса у нее уже есть: право голоса в Теневом совете ее величества королевы Виктории, куда входят всего три члена. Один ее голос значил куда больше, чем любое всенародное голосование. Вместо этого она озвучила другую истину:
— Я никогда по-настоящему не задумывалась над этим вопросом. Но это по-прежнему не объясняет, как ты оказалась у входа в дом лорда Акелдамы.
— Да-да, маленький подснежничек, — лорд Акелдама примостился на подлокотнике диванчика, глядя на Фелисити, как попугай мог бы смотреть на серого воробьишку, залетевшего в его угодья.
Мисс Лунтвилл глубоко вздохнула.
— На самом деле это не моя вина. Маменька не одобряет мои попытки завоевать лорда Амброуза. Поэтому, когда все легли, я решила выбраться из дома через дверь для прислуги. Тебе ведь тоже удавалось улизнуть таким образом, Алексия. Не думай, что я об этом не знала. Я решила, что и мне удастся проделать такой трюк.
Алексия начала понимать.
— Но ты просчиталась. Я действовала не одна, мне помогал Флут. Не могу вообразить, чтобы Суилкинс сочувствовал тебе относительно Амброуза.
В знак согласия Фелисити скривилась.
— И ты совершенно права. Я не понимала, насколько важно расположение дворецкого, если хочешь обрести ночную свободу.
— Итак, мы подбираемся к сути дела. Маменька тебя вышвырнула?
Выражение лица Фелисити говорило, что та, скорее всего, сама виновата в сценарии, по которому развивались события.
— Не совсем так.
— О-о, Фелисити, не может быть. Ты ушла?
— Я подумала, раз уж у тебя теперь дом в городе, я, наверно, смогу немножко у тебя пожить. Мне ясно, что общество не будет и близко таким изысканным и элегантным, как то, в котором я вращаюсь, но…
Услышав такое заявление, лорд Акелдама слегка наморщил лоб. Леди Маккон задумалась. Ей хотелось бы поощрять в сестре этот новый для той дух социального мышления. Если Фелисити и нуждалась в чем-то в этой жизни, так это в цели. Обретя идеалы, она, может быть, перестанет шпынять всех подряд. Но поселив у себя сестрицу, Алексии волей-неволей придется раскрыть ей тайну своего нового жилища. Был и другой вопрос, который предстояло обмозговать. Можно ли допустить, чтобы Фелисити предстала перед стаей оборотней во всей своей изменчивой и излишне разрекламированной красе, будучи незамужней? «Это последнее, что мне сейчас надо, — подумала Алексия. — Я даже своих ног больше не вижу и уж тем более не смогу как следует присмотреть за сестрой». До какого-то момента Алексия находила беременность состоянием достаточно терпимым и поддающимся контролю. Однако недели три назад ее природная сдержанность пала под напором сентиментальности. Лишь вчера она разрыдалась за завтраком над яичницей-глазуньей, потому что та как-то странно на нее уставилась. Вся стая битых полчаса пыталась изыскать способ ее утешить, а муж так распереживался, что, казалось, вот-вот сам пустит слезу.