Дикобразы устремились за ним.
Наступил краткий миг передышки, за который Алексия успела оценить зловещую картину: волк, уводящий за собой полчища дикобразов, — и не захочешь, а вспомнишь легендарного гамельнского крысолова. А потом со стороны кучерского облучка раздался глухой удар. Нечто гораздо более крупное, чем дикобраз, врезалось в возницу-клавигера и сбило его наземь. Всего через миг из рук Алексии вырвали зонтик, и дверца кареты распахнулась: тому, кто это сделал, нельзя было отказать в скорости, как и всем подобным ему созданиям.
— Добрый вечер, леди Маккон! — коснувшись одной рукой цилиндра, вампир придержал другой рукой дверцу и угрожающе маячил теперь перед ней, перекрывая выход своим телом.
— А-а, лорд Амброуз, как поживаете?
— Более или менее, сударыня, более или менее. Вечер нынче хорош, не находите? А как ваше, — вампир покосился на выпирающий живот Алексии, — драгоценное здоровье?
— Я прибавила в весе, — ответила она, скромно пожав плечами, — хотя, подозреваю, это ненадолго.
— Вы ели инжир?
Алексию ошеломил этот странный вопрос.
— Инжир?
— Насколько мне известно, он очень помогает от желтухи у новорожденных.
В последние несколько месяцев Алексия наслушалась предостаточно советов, касавшихся ее внезапной беременности, поэтому, оставив слова вампира без внимания, перешла сразу к делу.
— Не сочтите мой вопрос бестактностью, лорд Амброуз: вы здесь, чтобы убить меня?
Дюйм за дюймом отползая от дверей кареты, она незаметно тянулась к Этель: пистолет лежал рядом с ней на сиденье, потому что времени засунуть его обратно в ридикюль, украшенный тесьмой с ананасами, до сих пор просто не было. Этот ридикюль идеально дополнял ее платье в серую клеточку с зеленой кружевной отделкой. Леди Алексия Маккон была женщиной, считавшей, что все должно быть либо безупречно, либо никак.
Вампир склонил голову, подтверждая ее догадку.
— Как ни печально, да. Приношу извинения за такое неудобство.
— Неужели вы действительно должны так поступить? Я бы предпочла противоположный вариант.
— Все так говорят.
Призрачная женщина зависла. Она дрейфовала между этим миром и миром потусторонним. Ее словно заперли в курятнике, в клетке для наседок, и былая казалась себе откормленной курицей, которая все сидела там, и сидела, и сидела. Что ей оставалось, кроме как нести яйца разума? Больше у нее ничего не было. Никаких яиц.
— Ко-ко-ко! — закудахтала она, но ответа не последовало.
Но это лучше — несомненно лучше, она должна в это верить, — чем небытие. Даже безумие лучше небытия.
Однако иногда она осознавала все это: и пугающую реальность ее курятника, и настоящий, материальный мир вокруг. С этим миром что-то было очень неладно. Некоторые его куски исчезали. Некоторые люди в нем вели себя безразлично или неправильно. А еще в него вторгались кое-какие чувства, которые не имели на это права. Абсолютно никакого права.
Дама-призрак была абсолютно уверена: нужно что-то сделать, чтобы остановить это. Но она была всего-навсего духом, и к тому же безумным, дрейфующим между состоянием нежити и смертью. Что она может сделать? И кто ответит ей на этот вопрос?
ГЛАВА ВТОРАЯ
В КОТОРОЙ АЛЕКСИЮ НЕ БУДУТ ШВЫРЯТЬ
Лорд Амброуз, надменный и, казалось, всегда погруженный в глубокую задумчивость господин — орлиный нос и угрюмые темные глаза усиливали это впечатление, — обладал превосходным телосложением. Он напоминал Алексии строгий шкаф из красного дерева, принадлежавший некогда прадедушке миссис Лунтвилл и ныне диссонирующей нотой обосновавшийся в легкомысленной нелепости маменькиного будуара. Иными словами, лорд Амброуз отличался непоколебимостью, которая мешала живому и полноценному общению, хотя внутри его существа наверняка таились всякие несовместимые с внешностью фривольности.
Леди Маккон медленно и по возможности незаметно тянулась к пистолету, обнаруживая, насколько это непросто, когда все внимание сосредоточено на застившем свет вампире, а дитя во чреве придает движениям изрядную неуклюжесть.
— Графиня ужасно поспешила, отправляя вас с этой миссией, лорд Амброуз. Это слишком дерзко.
Лорд Амброуз забрался в карету.