— Только не в доме, — беззлобно пробормотала, услышав это, леди Маккон.
Вначале Алексия думала, что никогда не приспособится жить под одной крышей со взрослыми мужчинами, коих насчитывалось больше десятка, — ведь, когда она росла, рядом с нею были лишь сестры. Но теперь ей это даже нравилось. Во всяком случае, всегда ясно, где находятся члены стаи — такие уж они по природе своей, громогласные, шумные. Она жестом подозвала Румпета, дворецкого стаи.
— Румпет, у вас найдется минутка подать чай в библиотеку? Будьте так любезны, мне нужно просмотреть кое-какие книги и документы. И еще, попросите, пожалуйста, моего мужа зайти ко мне, когда у него появится время. Это не срочно.
— Сию минуту, миледи.
Библиотека была любимым местом Алексии и ее личным убежищем. Однако сегодня вечером она собиралась использовать это помещение по его прямому назначению — для исследований, и направилась в самый дальний угол, где за большим креслом выкроила немного места на полках для отцовских записей. Он предпочитал маленькие блокноты в кожаных переплетах; такими пользуются школьники — простая темно-синяя обложка с поставленной в левом верхнем углу датой.
Судя по тому, что смогла выяснить Алексия, Алессандро Таработти был не слишком приятной личностью. Практичной, как все запредельные, но без той этической основы, которую умудрилась взрастить в себе она. Может, так вышло потому, что он принадлежал к мужскому полу, а может, все дело в детстве, проведенном в итальянской глуши, вдали от прогрессивной риторики Англии. Отец начал вести дневники в шестнадцать лет, осенью, во время своего первого семестра в Оксфорде, и перестал вскоре после женитьбе на матери Алексии. Записи в лучшем случае можно было назвать спорадическими: иногда Алессандро ежедневно обращался к дневникам, а потом несколько месяцев или даже лет не писал ни словечка. По большей части записи касались сексуальных подвигов автора, стычек, которые у него бывали, или содержали длинные описания новых сюртуков и цилиндров. Тем не менее Алексия с надеждой обратилась к ним, ища любые упоминания о попытке убийства. Увы, записи оборвались лет за десять до заговора стаи Кингэйр. Алексия лишь на короткое время позволила себе потеряться среди строк, сделанных аккуратным почерком отца — как всегда удивляясь, до чего же он похож на ее собственный, — а потом оторвалась от них и обратила свое внимание на книги. За ними она и скоротала остаток ночи. Ее задумчивость нарушалась лишь Румпетом, бесконечно приносившим свежий чай. А однажды пожаловал не кто иной, как гамма Вулси.
— Ба, леди Маккон, — удивился он неубедительно. — Я просто хотел найти…
— Книгу?
Отношения майора Чаннинга Чаннинга из честерфилдских Чаннингов и леди Алексии Маккон не заладились в момент знакомства и со временем не претерпели изменении к лучшему, несмотря на тот факт, что майор спасал, и не однажды, жизнь своей госпоже. С точки зрения Алексии майор был неприлично хорош собой — рослый блондин со льдисто-голубыми глазами, резко очерченными скулами и властным изгибом бровей. Он всегда оставался настоящим военным до мозга кости, что могло бы быть и неплохо, если бы к благородной профессии не прилагались высокомерные манеры и привычка говорить, скаля зубы, которую только голубокровки с самой что ни на есть голубейшей кровью позволяли себе в присутствии других людей. Что касается мнения Чаннинга о своей госпоже, то даже ему самому хватало мудрости понять: чем меньше думаешь на эту тему, тем лучше.
— Что вы изучаете, миледи?
Алексия не видела причин держать свои занятия в тайне.
— Старое покушение Кингэйрской стаи на королеву Викторию. Вы что-нибудь помните? — она говорила довольно резко.
Лицо майора омрачилось на мгновение. Или это был стыд?
— Нет. Зачем вам это?
— Полагаю, та история может иметь отношение к нашей нынешней ситуации.
— Мне кажется, вы ошибаетесь.
— Вы уверены, что ничего не помните?
Чаннинг ушел от ответа.
— И как успехи?
— Никак. Вот проклятье!
— Ну, — майор пожал плечами и неторопливо двинулся к выходу из библиотеки, так и не коснувшись книг, — мне кажется, вы на неверном пути. Если ворошить прошлое, толку не будет, миледи, — только Чаннинг Чаннинг мог произнести это с таким пренебрежительным отвращением.
— Ворошить! Мне это нравится.
— Да. Точно, — сказал гамма, закрывая за собой дверь.
После этого никто больше не вторгался к Алексии, пока за несколько часов до рассвета не явился ее муж. Подняв глаза, она увидела Коналла, который с явным удовольствием смотрел на нее, подпирая широким плечом книжный стеллаж.
— Ага, вспомнил наконец-то обо мне, да? — она улыбнулась, ее темные глаза наполнились нежностью.
Коналл подошел и ласково поцеловал ее.
— А я и не забывал никогда. Просто пришлось отвлечься: разбирался со стаей да с протоколом, — он игриво потянул за выбившийся из прически Алексии темный локон, который завитком лежал у нее на шее.
— Что-нибудь важное?
— Ничего такого, что может тебя заинтересовать, — впрочем, лорд Маккон достаточно хорошо изучил жену и потому добавил: — Хотя, если захочешь, я с радостью перескажу всю эту ерунду.
— Нет, спасибо, держи себя в руках. Как Биффи?
— Не здорово. Да, совсем не здорово.
— Боюсь, твоя фирменная грубоватость не поможет ему вписаться в стаю. Не срабатывает с ним такое.
— Может, ты и права. Я тревожусь о нем, любимая. Никогда раньше не сталкивался с проблемой оборотня поневоле. Конечно, в Темные века такие вещи происходили постоянно. Бог знает, как люди тогда с ними справлялись. Но случай нашего Биффи настолько уникален в современном просвещенном мире, что даже я не могу исправить… — он запнулся и замолчал, подыскивая нужные слова. — Он несчастен, и я не знаю, что с этим делать.
Граф Вулси освободил себе место среди окружавших жену стопок книг и манускриптов и, устроившись рядом, прижался к ней.
Алексия взяла его ладонь в обе руки и стала водить по ней большими пальцами. Ее муж был великолепным образчиком настоящего мужлана, и она нехотя вынуждена была признаться, что обожает его размеры и его темперамент, но больше всего любит в нем эту почти материнскую заботливость.
— Ты знаешь, муж, как я уважаю их обоих — и старого вампира, и Биффи. Но в мальчике стало многовато этакого байронического. Ему однозначно придется как-то пригасить свои нежные чувства к лорду Акелдаме.
— Да? И как взять и разлюбить кого-то?
— К сожалению, не имею об этом абсолютно ни малейшего понятия.
Граф приучился верить в таланты своей супруги.
— Ну, ты что-нибудь придумаешь. А как поживает моя восхитительная жена? Не проявилось ли каких-нибудь неприятных последствий падения?
— Что? А-а, на диванчик? Нет, все в порядке. Но, муженек, я совсем не продвинулась в вопросе покушения на королеву.
— Возможно, былая ошиблась или где-то что-то недослышала. Мы всё приняли на веру, а зря, ведь вестница очень близко подошла к фазе полтергейста.
— Не исключено. И не исключено, что все это никак не связано с покушением стаи Кингэйр. — Лорд Маккон раздраженно рыкнул. — Да, я знаю, ты ненавидишь, когда тебе напоминают о той истории.
— А кто любит вспоминать свои неудачи? Но мы, оборотни, в этом отношении даже ранимее всех прочих. Но я очень сомневаюсь, что тут есть какая-то связь.
— А я копаю только в этом направлении.
— Может, оставишь это на время? В данный момент мне требуется твое присутствие.
Алексия сердито вскинулась от его командного тона:
— Ах вот как?
— Да, в постели.
— А-а. Понятно, — Алексия расслабилась, улыбнулась и позволила мужу помочь ей встать.
Обычно Алексия спала, отодвинувшись от Коналла подальше, и не потому, что тот ворочался во сне. На самом деле он спал спокойно и почти неподвижно, как и все сверхъестественные, хоть и не выглядел при этом мертвым, как это свойственно вампирам, да еще и тихо похрапывал. И хотя Алексия никогда не призналась бы в этом никому, даже Айви, она любила ласкаться. Просто ей не хотелось, чтобы муж становился во сне уязвимым. А еще, учитывая безразличие графа к собственной внешности, она искренне побаивалась, как бы от ее долгого ночного прикосновения он не отрастил бороду — наверняка ведь потом пренебрежет бритьем.